Режиссёрские самопоказы В.Э. Мейерхольда

«В то время не восхищаться Мейерхольдом было дурным тоном, восторгались решительно всем, чтобы не прослыть ретроградами. В своем театре Мейерхольд часто устраивал открытые репетиции. Публика валила валом, заранее надевая на себя маску восхищения. Это возбуждало Мастера на эффектные показы, блестящие находки, остроумные объяснения. Впрочем, это были не репетиции, а спектакли одного актёра, который показывал гениального режиссёра в атмосфере всеобщего восхищения.

Я думаю, что для вечернего спектакля такие показы не имели никакого смысла, а для актёров в них было даже что-то унизительное: в любой момент режиссёр блеском своих показов мог выставить актёров в смешном, нелепом, неловком виде. Например, репетируется «Лес», на сцене прекрасный актёр - Свердлин. Мейерхольд не даёт ему включить себя в ход событий, всё время останавливает, чтобы продемонстрировать своё искусство! Режиссура здесь не решала своих главных задач - познания и творческого освоения драматургического смысла пьесы, воспитания в актёре образа или помощи актёру при «влезании» им в «шкуру изображаемого лица», по Щепкину.

Но «представление» было увлекательным и эффектным.

Каждому режиссёру доводилось репетировать не для спектакля, не для актёров, а для тех, кто сидит в зрительном зале. В такой ситуации сама собою появляется режиссёрская «показуха» (может быть, как самосохранение от «соглядатаев»), целесообразность и собранность заменяются «блеском импровизаций», самопоказом, которые из средства превращаются в цель. Я уверен, что настоящая репетиция - процесс интимный, доверительный, и показывать в нём нечего. Однако всегда находятся «соглядатаи», которые хотят попасть на репетицию, и отказывающийся пустить их в репетиционный зал режиссёр представляется злым эгоистом.

Впоследствии Самосуд, влюблённый в Мейерхольда, старался привить мне многие из его «приемов», которые в наше время получили жаргонное прозвище «понтярство». Например, Самуил Абрамович рассказывал мне, как перед генеральной репетицией «Пиковой дамы» Всеволод Эмильевич предупредил его о том, что в середине второго акта несколькими хлопками в ладоши остановит спектакль. Так и было: Мейерхольд хлопает в ладоши, Самосуд останавливает оркестр, режиссёр идёт через весь зал, поднимается на сцену и чуть переставляет канделябры, стоящие на подставке. Передвинул, отошёл, поглядел, ещё чуть подвинул и обратился к дирижёру: «Прошу продолжать!» Это вызвало овацию в зрительном зале!

Перед генеральной репетицией первого нашего совместного спектакля Самосуд сказал мне:

- Сделайте на репетиции что-нибудь такое. Хлопните в ладоши, и я остановлю оркестр.
- Зачем?
- Вас должны знать!
- А если я испытываю удовольствие от того, что люди смотрят на мою работу, а меня как будто нет, меня не знают, я в тени, умер? - ханжески, скорее от трусости, возразил я.
- Ха-ха! Дорогой мой, это нетеатрально. Театру нужен успех! Завтра все будут говорить о вас. Это нужно и вам, и театру.

Самосуд в чём-то был прав, и я теперь жалею, что не переломил себя, струсил, постеснялся. Потом было уже поздно.

Мне всегда претили режиссёрские самопоказы, мне казалось это мелочным тщеславием, нескромностью, чем-то недостойным... Но когда Мейерхольд после спектакля не выходил «на поклоны», мне было обидно, жалко, хотелось видеть его выходящим из-за кулис, или проходящим по проходу партера, или встающим на один из зрительских стульев».

Покровский Б.А., Ступени профессии, М., «Всероссийское театральное общество», 1984 г., с. 22-23.