Прогнозирование
Различные подходы к прогнозированию
Перекодировка ощущенийФункция перекодировки и формализации исходных ощущений решающего при создании инноваций / изобретений
X
Комментарии предсказаний пифии
«Процедуре вопрошения пифии, предшествовал ритуал, который осуществляли и комментировали дельфийские жрецы.
Он состоял в следующем: жрецы кропили жертвенного козла холодной водой, и по вздрагиванию жертвы узнавали, благоприятен ли в этот день бог для возвещения оракулов. Благоприятное знамение - дрожание жертвы, неподвижность животного указывала на неподходящий для возвещения оракулов день.
Наши знания о дальнейших обрядовых действиях, связанных с прорицанием пифии и их последовательности, весьма скудны. Всё, что мы более или менее определённо знаем, это то, что пифия, и её помощники-консультанты вначале купались в водах Кастальского источника; затем они пили воду из священного источника кассотис, и только потом вступали в храм Аполлона. Вода этого источника, проведённая по трубам или принесённая в адитон, где происходило таинство, играла определённую роль в ритуале - верили, что именно из нее Пифия черпала свое вдохновение.
Прежде чем взойти на треножник, она сжигала на алтаре лавровые листья и ячменную муку. Пифия усаживалась на треножник, увенчанная лавровым венком. Возможно, она жевала листья лавра, священного дерева Аполлона в Дельфах. Достигнув необходимого состояния возбуждения (или транса), она должна была говорить - разумно или бессвязно.
Её слова, простые и ясные, но, порой, в высшей степени не однозначные, тем не менее, не записывались вопрошателем непосредственно. Вместо этого они истолковывались и записывались священниками - жрецами, а затем только прочитывались вопрошателю и комментировались.
Плутарх, который долгое время жил в Дельфах, сам был жрецом в святилище Аполлона и поэтому присутствовал на многих оракульных заседаниях, свидетельствует, что только жрец-профет председательствовал на мантическом заседании в Дельфах, уточнял проблему, корректировал и озвучивал вопрос, обращённый к пифии, сообщал ответ и разъяснял его смысл. Он записывал ответы пифии и отдавал копии посланцам тех вопрошавших, которые не смогли присутствовать лично; сообщал ответ пифии всем, кто имел право его знать, а иногда, когда не было необходимости держать ответ в секрете, он объявлял его во всеуслышание. Конечно, не все изречения пифии нуждались в специальном разъяснении и комментировании. Известно, например, что на вопрос о том, существует ли кто-нибудь мудрее Сократа, пифия возвестила, что никого нет мудрее.
Мудрая простота и живая лаконичность пророческих изречений оракулов иногда придавала им статус пословиц. Так, пословица: «Для тех, кто щедро отдаёт» - зародилась в Великой Греции (Южная Италия), где Пифагор учил о совместном владении имуществом.
Однако сама эта идея восходит непосредственно к высказыванию оракула. Дело в том, что когда халкидяне с Евбеи послали в Дельфы дары Аполлону и Артемиде и вопросили там, поровну ли будут разделены приношения, пифия ответила: «У друзей все общее». Именно этот принцип Пифагор положил в основу своего учения.
Несомненно, дельфийский оракул оказал на древних мыслителей гораздо больше влияния, чем обычно думают. И все же, что дал оракул Аполлона греческой мысли, в том числе, религиозной греческой мысли?
По-видимому, некоторое общее впечатление здравого смысла от размеренной уравновешенности вопросов и ответов, а главное - гибкость формулировок, достаточная для того, чтобы факты не опровергали их никогда. Из здравого смысла в сочетании с атмосферой места постепенно сложился также образ Бога, выразившийся в мифе Аполлона, очищающегося от убийства Пифона. Бесспорно, этот образ господствует над греческим идеалом; он связан с образом бога чистого света и гармонии без всяких излишеств, с образом бога указывающего: познай самого себя. По мере того, как этот бог возвышается и очищается, он отделяется от личности пифийского Аполлона, сохраняя и воспринимая затем уже в христианстве, поэтический стержень символического истолкования этого первоначального образа.
В атмосфере классической Греции дельфийская пифия представляется уже только пережитком. […]
Изречения прорицателей и оракулов, большей частью иносказательные, нуждались в каком-то более или менее правдоподобном и при этом достаточно возвышенном истолковании. Труд правильного толкования и перевода скрытого смысла пророчеств на язык, доступный пониманию, брала на себя особая группа людей, специально для этого подготовленных. В моменты озарения они олицетворяли наступление божественной коммуникации, становились посредниками или вестниками божеств, толкователями сокровенного смысла знания, как бы ниспосланного на них. Для того, чтобы правильно осуществлять функции «посредничества», от них требовался определенный поэтический дар, мистический опыт и навык истолкования, который приобретался в процессе обучения. Приемам и способам правильного толкования обучались точно так же, как обучались гимнастике, музыке, математике, ораторскому искусству, грамматике, поэзии, философии. Правильное толкование - поэтически возвышенное, божественно глубокое, но понятное по смыслу - приравнивалось к искусству.
Поэтому уже Платон в диалоге «Ион» говорит, что истолкователи воли богов - поэты. Истинность слов, произносимых прорицателем, не умалялась последующим их комментированием. Напротив, от истолкователя требовался совершенно иной дар - способность додумывать и договаривать до конца то, что в данном изречении подразумевалось. Со своей стороны, вопрошатель также должен был осознавать и давать себе отчет в том, что он желает знать, сопоставляя услышанное и истолкованное со своим внутренним опытом понимания и со своими ожиданиями.
Сопоставляя услышанное и желаемое, сравнивая услышанное и действительное, вопрошатель мог внутренне не соглашаться с тем, что ему говорил жрец-прорицатель или недоумевать по поводу услышанного. Но это происходило только в том случае, если авторитет оракула снижали опыты неудачного комментирования. Поэтому интеллектуальная задача истолкователя состояла в том, чтобы передавать содержание слов оракула, домысливая, но не искажая их истинный смысл и значение. Провозглашая свои истины, оракул демонстрировал бессознательность творчества, рассматриваемого как божественное проявление сущности его собственного мышления - сущности, которая всегда лучше его самого как существа живого, но смертного. […]
С этого момента два способа постижения опыта понимания непосредственно входят в игру - внутренний опыт самоистолкования и опыт профессионального (чужого) комментирования, нацеленный на постижение смысл» того, о чем оракул умалчивал. Поэтому истолкователь (жрец-профет) «додумывал» или мысленно достраивал контекст высказывания согласно ситуации, разъяснял смысл изречения в соответствие с заданным вопросом или в границах проблемы. Эти два способа постижения опыта (свой - чужой) сопряжены с единственно важной с точки зрения проблемы понимания задачей - додумывать до конца, соотнося свой и чужой познавательный опыт. При этом разъяснение смысла изречения не требовало от истолкователя демонстрации дара одержимости, но предполагало творческое мышление и живое, хорошо развитое воображение».
Шульц Е.Н., Когнитивная герменевтика, М., ИФ РАН, 2002 г., с. 46-51.
