Неформальные (иногда и неофициальные) организации, призванные заниматься Творчеством…
X
Неформальные (иногда и неофициальные) организации, призванные заниматься Творчеством…
X
«Барон Поль Гольбах был фигурой незаурядной и достаточно влиятельной в те годы по силе своего воздействия на умы и по привлекательности личных качеств. Вернувшись из Лейдена, от открывает собственный салон (1749) на улице Сен-Рош, где у него в доме по воскресеньям собирается большое общество писателей и художников, артистов и политических деятелей, а по четвергам - философов. Летом многие из членов гольбаховского кружка гостили в его поместье Гранвале, недалеко от Парижа, где беседы, споры, самостоятельные занятия гостей перемежались прогулками, играми, развлечениями.
Достаточно высокий годовой доход Гольбаха давал ему возможность обеспечить приятную жизнь своих друзей летом и многочисленные удовольствия зимой. Жизнерадостный и общительный по натуре, он имел дополнительный источник хорошего настроения в счастливой семейной жизни. Жена обожала его и старалась подражать мужу гостеприимством и радушием.
Вот как описывает, например, Дидро, один из ближайших друзей барона, своё времяпрепровождение в Гранвале: «Меня поместили в отдельной комнате, весьма покойной, приветливой и тёплой. Здесь в обществе Горация и Гомера, перед портретом моей подруги, я провожу время в чтении, мечтаниях, писании и воздыханиях. Это моё занятие с 6 часов до часу дня. В половине второго я одет и спускаюсь в гостиную, где нахожу всё общество в сборе. Иногда меня навещает барон. Он великолепно держит себя. Если я занят, он посылает мне рукой приветствие и уходит. Если находит меня праздным, то садится, и мы беседуем...». В два часа - обед, в три-четыре - прогулка, во время которой «по дороге мы говорим о политике, о химии или о литературе, о вопросах физических или моральных». Закат солнца гонит всех домой; в семь часов начинается игра в пикет или бильярд, продолжаются беседы; наконец все ужинают и в половине двенадцатого идут спать.
Согласимся с тем, что благодаря барону его гости (а Дидро шутя говорил о том, что их здесь - 22 тысячи человек) могли спокойно работать, совершенствовать свои знания и доискиваться до истины в беседах с самыми замечательными людьми своего времени. Размеренный ритм жизни так же, как спокойный нрав барона, способствовал этому.
Друзья и близкие говорят о Гольбахе как об очень спокойном, весёлом и добром человеке, старающемся прийти на помощь в беде и облегчить жизнь своим друзьям и не только им, а многим начинающим художникам, писателям, учёным.
Даже Руссо, всегда подозрительный и не слишком склонный хвалить кого бы то ни было, не мог отказать барону в благородстве чувств, помыслов и поступков, отмечая, в частности, с удивлением тот факт, что атеист Гольбах, безусловно, нравственный человек - более нравственный, чем иные верующие.
Дидро характеризовал ум Гольбаха как глубокий, энциклопедический и вместе с тем сатирический и едкий: «Наш барон был неподражаемо весел, - сообщает он в одном из писем, - он оригинален в манерах и мыслях. Представьте себе сатира весёлого, остроумного, непристойного и нервного среди группы целомудренных, вялых и изнеженных людей. Таким он был среди нас». Конечно, в этом высказывании есть некоторые преувеличения (вряд ли можно отнести к изнеженным людям самого Дидро, так же как вряд ли поведение Гольбаха было таким уж непристойным), но тем не менее из этой характеристики видно, что ничто человеческое не было Гольбаху чуждо и что едкая подчас ирония, как крупицы перца, придавала остроту его в значительной мере (как отмечают другие современники) морализирующим речам. «... Энциклопедически образованный, талантливый собеседник и популяризатор, обладающий огромной памятью, импонирующий своими знаниями даже ученейшим друзьям своим Гримму и Дидро, ненасытный в своей любознательности и погоне за новинками во всех областях общественной жизни, живо на всё реагирующий, полный внутренней гармонии, доброты и благожелательства, приветливый и тактичный, весёлый и разговорчивый, сердечный и гуманный в своих отношениях к другим, всегда готовый к услугам и жертвам, постоянно морализирующий, но никогда не скучный, простой и скромный, нечестолюбивый и избегающий всяких интриг и зависти, чрезвычайно работоспособный, полный рвения и преданности общественному делу» - такова характеристика, данная Гольбаху одним из исследователей его творчества И. Альтером. И если даже предположить, что многие качества барона в ней утрированы, то всё равно после устранения излишеств того, что остаётся, вполне достаточно, чтобы составить объективное представление о Гольбахе как о необычайно талантливом и ярком человеке.
Он смог объединить выдающиеся умы своего времени в одно целое, он сумел спаять их так, что именно из его салона вышел основной круг энциклопедистов; по мнению многих, можно даже утверждать, что кружок интеллектуалов, собиравшихся у Гольбаха, в основе своей был тождествен кружку, объединившемуся вокруг знаменитой Энциклопедии; «энциклопедисты» и есть «гольбахианцы».
Общение столь большого числа замечательных умов способствовало распространению нового учения, развитию энциклопедической учёности, а беседы у Гольбаха велись буквально обо всём - если хозяин был больше склонен обсуждать достижения точных наук (поскольку он по праву считался одним из крупных авторитетов в этой области), то гости втягивали его в разговор о самых разных предметах.
По свидетельству того же Дидро, Гримм и Леруа спорили о творческой способности и о способности ума к систематизации, и в то время как, по мнению первого, склонность к построению систем есть не что иное, как педантизм, мешающий творчеству, по мнению второго, она необходима именно для творчества. Дидро и Руссо, в свою очередь, спорили об атеизме и нравственности, Рейналь вызывал интерес гостей разговорами о мировой экономике, торговле и великих географических открытиях и т.д.
Но главное было, конечно, не просто в разговорах и спорах. Главным было то, что в спорах вырабатывались основные «точки отсчёта» нового воззрения; за фактом шумных сборищ, обедов, прогулок и т.п. у Гольбаха никак нельзя проглядеть того, что в его салоне (как в салоне Гельвеция и других салонах) шли споры о фундаменте нового мировоззрения», и как раз потому, что он только закладывался, нельзя было не обсуждать крепость и ценность его «краеугольных камней».
В спорах рождалась истина; по поводу чего бы они ни велись, фокусировались они вокруг одной главной проблемы: что такое человек и каким должно быть организованное в соответствии с его природой разумное общество. Отсюда, как из центра круга, расходились в виде лучей-радиусов ответы-вопросы о причинах неправильного устройства прежнего общества, о роли религии, о значении наук и ремесел для прогресса человечества и т.д.
Иными словами, складывался новый идеал человека, соответствовавший изменившимся историческим обстоятельствам, выяснялись специфические черты нового типа личности, опиравшейся на собственные силы и собственный разум, на здравый смысл».
Длугач Т.Б., Подвиг здравого смысла, или Рождение идеи суверенной личности (Гольбах, Гельвеций, Руссо), М., «Наука», 1995 г., с. 21-24.