Первый пушкинский столетний юбилей
«Михайловское было выкуплено у младшего сына поэта Григория Александровича и стало народным достоянием.
Начались приготовления к празднику. Всю весну ремонтировали дороги, подновляли дома, озеленяли улицы. Святые Горы ожидали большого наплыва гостей.
Псковский пушкинский комитет поручил архитектору-художнику К.В. Изембергу и губернскому архитектору Ф.П. Неструху сооружение «Храма Славы».
Когда в Пушкинских Горах вы будете идти от монастыря по дороге в Михайловское, то слева увидите поляну, в центре которой стоит щит с изображением «Храма Славы».
Вид его кажется игрушечным, пряничным, да и вся поляна настолько миниатюрна, что трудно поверить, как много людей она вместила ранним летом 1899 года. Ведь, по официальным данным, Святые Горы приняли более пяти тысяч человек - цифра неслыханная по тем временам!
И вот что замечательно: на праздник приехали не только званые гости из Москвы, Петербурга, Пскова, других городов. Много было простого люду. Шли крестьяне из близлежащих деревень и издалека, из Псковской и многих других губерний России.
Это было проявлением народной потребности во встрече с Пушкинскими местами: праздник и стал ответом на эту потребность. Хотя правды ради надо сказать, что были и те, кто, по свидетельствам очевидцев, так и не понял, для чего народ собирали: то ли война объявляется, то ли землю будут делить?! Но гремели монастырские колокола, набатный звук их разносился далеко по округе. Вот и спешили на зов испуганные бабы, отчаянные мужики, лихие парни, розовощёкие девки да весёлая ребятня.
Спешили на зелёную лужайку, на хорошо знакомый холм, который к празднику был расширен, вырублен молодой сосняк. И в центре образовавшейся широкой площадки красовался дворец - яркий, нарядный.
Длиною он был в пятьдесят метров, шириной - в двадцать пять, а высотою - в шесть. Это без кровли. Кровля же сама - в три купола. На центральном трёхметровом - золоченая лира, на боковых куполах - лиры поменьше. В центре дворца - широкие ворота, над ними - лавровые венки и цветы. По всему фасаду - живописные панно с изображением пушкинских сюжетов из «Русалки», «Бориса Годунова», «Сказки о рыбаке и рыбке», «Полтавы», «Капитанской дочки», «Руслана и Людмилы», «Скупого рыцаря», «Евгения Онегина». Большие окна-витражи были украшены флагами и хвойными гирляндами.
От монастыря к «Храму» была проложена дорожка. Вдоль неё выстроились ряды ларьков с гостинцами и сувенирами. Внутри «Храма» на стенах были развешаны картины с видами Михайловского, Пскова... На сцене стоял постамент с бюстом Пушкина.
Как видим, всё было сделано пышно, щедро, с размахом. А ведь дворец был временным. И материал для него был взят взаймы у псковских купцов. После праздника «Храм Славы» был разобран, и образ его можно восстановить по фотографиям, воспоминаниям современников и, конечно, по рассказу Гейченко.
Нет, в этом рассказе отсутствует умиление. Гейченко пишет и о разгуле бюрократизма в самом ритуале, и о полицейском произволе, и о суете торгашества, и об официозном духе прессы, захлебывавшейся от восторга по поводу приезда в Святые Горы товарища министра внутренних дел барона Гильденбрандта: «Понаехали маркитанты и кабатчики всех рангов и мастей. На дверях трактиров вывешивались объявления о том, что здесь в памятные дни будут подаваться специальные блюда «беф а ля Пушкин» и «салат а ля Евгений Онегин». Фирма купца Шустова выставила свои рекламные щиты, сообщавшие о том, что ею выпущен «Юбилейный ликёр Александра Сергеевича» с портретом поэта на этикетке и полным текстом стихотворения «Я люблю веселый пир». Ликер был в стеклянных бутылках в виде фигурки Пушкина и с пробкой, изображающей его черную шляпу».
Словом, было много суеты официальной, торгашеской. Однако ведь вывесил директор заповедника панно с изображением «Храма Славы» и рассказ свой непременно включает в книги! Значит, было в торжествах 1899 года то, что дорого, на что и сегодня заповедник опирается в своей работе.
Как же все-таки проходил праздник?
Его программа включала молебен в Святогорском монастыре, возложение венков к бюсту поэта в «Храме Славы». Первый серебряный венок был от детей Пушкина, и возложили его Александр Александрович и Григорий Александрович. Григорий Александрович ещё проследит, как будет устроен обед для бедных, на который он дал деньги, пожертвует 1000 рублей на богадельню имени отца, в последний раз взойдёт на крыльцо дома, поплачет, поубивается, да навсегда и покинет родовое гнездо, проведя последние шесть лет жизни в имении жены под Вильнюсом. Столы для бедных, простолюдинов были накрыты во дворе монастыря, а у Афанасьевской часовни (нынче на этом месте установлен бронзовый памятник Пушкину) раздавались книги стихотворений поэта, отпечатанные на казенный счет. Для всей публики - и богатой, и бедной - выступали известные петербургские поэты.
Гремели звуки духовой музыки, взрывались фейерверком бенгальские огни. В сумерках засветились стены монастыря и церковных построек: это в два ряда зажглись сальные плошки. Зазвенели колокола. Звуки молебствия по «болярину Александру» раздавались из приоткрытых дверей церкви.
Все ждали чуда. В народе прошла молва, что в Святогорье объявился святой, и его «нетленную голову нашли монахи». Бабы тихонько вытирали глаза. Господские экипажи покатили в Тригорское на ужин.
Площадь потихоньку начала стихать.
Так прошёл на Руси первый литературный праздник...»
Агеева Л.А., Лавров В.А., Хранитель (документальное повествование о жизни, делах и днях директора Пушкинского заповедника Семёна Степановича Гейченко), Л., «Советский писатель», 1990 г., с. 292-295.
