Религии
Религиозные воззрения, явно повлиявшие на культурный процесс…
Создание социального движенияСоздание социального движения
Идеи новых социальных движенийИдеи / проекты создания новых социальных движений
X
Зарождение и развитие / приключение социальных идей по Альфреду Уайтхеду
«… перед нами первая стадия вхождения в жизнь великих идей.
Они начинаются с умозрительных догадок в умах небольшой группы одарённых людей. Затем они понемногу воплощаются в действиях ряда вожаков, выполняющих особые функции в социальной структуре. Возникает литература, описывающая вдохновляющие возможности некоторой общей идеи и незначительность её разрушительного воздействия на привычные устои общества. Идея способствует проведению некоторых преобразований, но социальная система в целом сохраняет иммунитет от нового принципа. Идея становится в ряд других интересных понятий, имеющих лишь ограниченную сферу применимости.
Но в общей идее всегда кроется опасность для существующего порядка. Совокупность её возможных частных воплощений в. различных общественных начинаниях постепенно образует программу реформ. И вот в какой-то момент тлеющий огонёк, зажжённый человеческими страданиями, охватывает пламенем эту программу: наступает период быстрых перемен, освещённый пламенем этих идей. Когда-то учение о достоинстве человеческой природы быстро нашло отклик в умах римских чиновников, что способствовало некоторому улучшению правления и побудило таких людей, как Марк Аврелий, подняться на высоту своей задачи. Учение обладало силой морального достоинства, но общество в целом было слишком невосприимчиво к его революционному применению.
Шесть столетий идеал интеллектуального и морального величия человеческой души завоевывал древний средиземноморский мир. Он определённым образом изменил моральные устои человечества, преобразовал религиозные воззрения, и всё же он не смог покончить с пороками цивилизации, в рамках которой он возник и возвысился. Это был ещё слабый проблеск зари нового устройства жизни.
К середине этого периода прогресса и упадка возникает христианство.
В своей начальной форме это была религия неистового энтузиазма и практически невыполнимых моральных требований.
Эти идеальные требования понесла до нас литература, возникшая почти одновременно с началом этой религии. Они легли в основу беспримерной программы преобразований, которая и стала частью дальнейшей эволюции западной цивилизации. Прогресс человечества можно определить как процесс социального преобразования, делающий первоначальные идеалы христианства всё более осуществимыми в жизни членов этого общества. Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели.
Христианство быстро усвоило платоновскую доктрину человеческой души. Эта философия и эта религия были конгениальны друг другу по содержанию учения; хотя, естественно, религиозное учение было в значительно большей мере приспособлено к частным вопросам, чем философское. Здесь мы встречаемся с примером принципа, которому подчиняется история идей. Должна быть некоторая общая идея в своей первоначальной формулировке, поначалу не вполне последовательно, но всё же осуществляемая немногими людьми во всем своём объёме или, возможно, никогда не выражаемая адекватно в общем виде с достаточной убедительностью.
Убеждающая сила идеи зависит от случайностей гения: например, от шанса появления такого человека, как Платон. Но рано или поздно, осознанно или бессознательно общая идея всё же находит своё особое выражение. При этом она может утратить блистательность своей общности, зато выиграть в своей конкретной приближённости к условиям данного исторического периода. В этом состоит её скрытая движущая сила, благодаря которой идея способна вести за собой людей и, даже пряча своё лицо под маской, звать их к действию, обращаясь к встревоженному сознанию века.
Сила этого призыва в том, что в ограниченности частного поступка проступает величие глубочайшей истины, касающейся самой природы вещей, той истины, до которой человечество должно дорасти, чтобы ощутить её, даже если она ещё не получила удачного выражения.
Величие христианства - как величие любой общечеловеческой религии - в его этике «промежуточного времени» (interim ethics). Основатели христианства и его первые последователи верили, что конец света близок. Отсюда - та страстная искренность, с какой они предавались власти своих моральных абсолютов, нисколько не заботясь о сохранности общественного устройства: ведь крах этого устройства был несомненен и недалёк. Поэтому для них не имела смысла «неосуществимость» идеалов в земной жизни; напротив, именно здравый смысл повелевал полностью сосредоточиться на предельных идеях. Только максимальные цели должны были быть достигнуты, промежуточные не принимались в расчёт.
Эта мысль в большей мере влияла на формирование духа первых христиан, чем на основания самой христианской религии. Это позволяло первым христианам пронести в полной чистоте свои основные идеи.
Но религия как таковая возникала уже в более спокойной атмосфере, хотя и весьма чуткой к религиозным эмоциям, а также не без примеси апокалиптических настроений.
Галилейские крестьяне, принимая во внимание климат их страны и простоту жизни, не были ни богатыми, ни бедными; они были необыкновенно интеллектуальны благодаря привычке изучать исторические и религиозные записи, постоянно углубляться в них; кроме того, протекторат Римской империи освободил их от забот по внутреннему устройству и внешней безопасности своего края. На них не лежала ответственность за поддержание этой сложной системы.
Собственное их общество было самым простым, они не вникали в условия возникновения, процветания и сохранения Империи. Они не вникали даже в то, чем могла бы быть полезной для них эта Империя. Смена прокураторов была подобна смене времен года, одни были лучше, другие - хуже, но и времена года, и прокураторы входили в некий неизбежный порядок вещей.
Образ жизни этих крестьян был идеальной почвой, на которой мог произрасти идеал отношений между разумными существами - идеал незлобивости, взаимного прощения, доброты и рассудительности, идеал, для которого милосердие было выше судейских разбирательств.
В мире, где властвовал бы этот идеал, человек мог быть прощён семьдесят раз по семь, тогда как в реальном мире, где царили Ирод и римские кесари, даже семикратное прощение было только сказочной мечтой».
Альфред Уайтхед, Приключения идей / Избранные работы по философии, М., «Прогресс», 1990 г., с. 404-406.
