Барьеры различной природы, мешающие творческой деятельности
Инерция, ригидность мышленияРазличные эффекты, связанные с шаблонностью (инерцией) мышления человека…
Научные парадигмыНаучные парадигмы
X
… все те заблуждения, к которым мы переходим сейчас, господствовали и до сих пор ещё господствуют даже и среди мыслителей. Указанная склонность объективировать законы духа, приписывать им существование во внешней действительности, предполагать, что то, что справедливо относительно наших идей о вещах, должно быть справедливо и относительно самих вещей, - эта склонность проявляется во многих из пользующихся наибольшим доверием способов философского исследования в применении как к физическим, так и к метафизическим предметам.
В одном из наиболее прямых своих проявлений склонность эта воплощается в двух положениях, изъявляющих притязание на аксиоматическую истинность. Положения эти суть: вещи, о которых мы не можем вместе думать, и существовать не могут вместе и вещи, о которых мы не можем не думать вместе, и в действительности должны сосуществовать. Я не уверен в том, чтобы эти положения были когда-либо выражены в этих самых словах; но история - как философии, так и популярных мнений - даёт множество случаев влияния каждого из этих двух положений.
Начнём с последнего из них: вещи, о которых мы можем думать только, вместе, и существовать должны вместе. Положение это лежит в основе пользующегося общим признанием и доверием способа рассуждения, когда на том основании, что А содержится в идее В, приходят к заключению, что А должно в действительности сопровождать В. Те, кто рассуждают таким образом, не обращают внимания на то, что идея представляет собой результат отвлечения и должна сообразоваться с фактами, а потому и не может заставить факты сообразоваться с собою. Такой аргумент допустим, самое большее, в качестве ссылки на авторитет, в качестве догадки: что то, что теперь составляет часть идеи, было найдено существующим в действительности прежними исследователями.
Между тем как раз на этом положении построил свою систему Декарт - философ, более всех других заявлявший о своём отрицании авторитетов. Его любимый приём обнаружения истины даже по отношению к внешним вещам состоял в обращении к своему собственному духу. Credidi то, гласит его знаменитое правило, pro regula generate sumere posse omne id, quod valde dulicide et distincte concipiebam, verum esse (Я решил принять за общее правило, что всё, что я сознавал совершенно ясно и отчётливо, - истинно). Иначе говоря, всё, что можно себе ясно представить, непременно должно существовать, т. е. должно быть таковым (как Декарт разъясняет дальше), как если бы эта идея содержала в себе существование. На этом основании Декарт умозаключает к действительному существованию геометрических фигур: их можно отчетливо себе представить.
Всякий раз, когда существование содержится в той или другой идее, должна существовать в действительности некоторая соответствующая этой идее вещь - т. е., другими словами, всё содержащееся в той или другой идее должно иметь себе эквивалент в действительности, или всё, чего мы не в состоянии выкинуть из идеи, не может не существовать и в действительности. Это предположение пронизывает не только всю философию Декарта, но также и тех мыслителей, которые получили исходный толчок от Декарта, и в частности двух наиболее замечательных из них: Спинозы и Лейбница, от которых пошла в существе своем новейшая немецкая метафизическая философия.
Действительно, я готов думать, что рассматриваемое нами сейчас заблуждение было причиною двух третей всей той плохой философии (и особенно плохой метафизики), которую никогда не переставал производить человеческий дух. Наши общие идеи содержат в себе только то, что было в них вложено пассивным опытом и активными привычками нашего мышления. И метафизики всех веков, пытавшиеся построить законы Вселенной при помощи умозаключений из того, что они считали необходимостью мысли, всегда лишь старательно открывали (да только это и могли делать) в своём уме то, что они сами в него предварительно вложили, и развивали из своих идей о вещах то, что они предварительно в этих идеях заключили. Этим путём все глубоко укоренившиеся мнения и чувства получили возможность создавать мнимые доказательства своей истинности и разумности - так, как если бы эта их кажущаяся истинность и разумность вытекали из самой их сущности!
Другая форма этого заблуждения: вещи, о которых мы не можем думать вместе, не могут и существовать вместе (одним из видов этого заблуждения будет мнение о невозможности существования того, что мы не можем представить себе существующим); в более короткой формуле это заблуждение можно выразить так: все, чего нельзя себе представить, должно быть ложно.
Это очень распространённое учение я уже оспаривал в одной из предыдущих Книг настоящего сочинения, и здесь достаточно будет привести примеры.
Антиподы долго считались невозможными вследствие трудности представить себе людей, головы которых занимали бы в пространстве то самое относительное место, которое у нас занимают ноги. Точно так же, одним из аргументов против системы Коперника признавали невозможность для нас представить себе в небесных сферах столь большое пустое пространство, какого требовала эта система: люди постоянно представляли себе звёзды прочно укреплёнными на твердых сферах, а потому им, естественно, было очень трудно представить их себе в столь отличном от этого и - как это им, несомненно, казалось - столь ненадежном положении. Но они не имели никакого права признавать границы (естественные ли или, как это оказалось на самом деле, лишь искусственные) своих способностей за пределы действительно существующих во Вселенной возможностей.
На это можно возразить, что в этих случаях ошибка была не в большей, а в меньшей посылке: это было заблуждение относительно факта, а не относительно принципа; ошибочным было не признание ложности чего-то непредставимого, а то, что антиподов считали непредставимыми, тогда как теперешний наш опыт доказывает, что они представимы. Но даже если допустить это возражение и признать несомненною теоретическою истиной положение, что все непредставимое не может быть истинным, - и тогда эту истину нельзя будет ни в одном случае приложить на практике, так как, согласно сказанному выше, ни об одном предложении, не состоящем из противоречащих друг другу терминов, нельзя утверждать, что оно непредставимо. Антиподы были не фиктивно, а на самом деле немыслимыми для наших предков; а между тем мы можем их себе представить. И подобно тому как границы нашей способности представления (power of conception) столь сильно расширились под влиянием расширения нашего опыта и более разнообразного упражнения нашего воображения, - так наши потомки могут найти совершенно мыслимыми многие комбинации, немыслимые для нас. Как существа с ограниченным опытом, мы всегда и необходимо должны обладать ограниченною способностью представления (conceptive powers); однако из этого никоим образом не следует, чтобы также ограничены были и возможности природы или даже то, что в ней действительно существует.
Немногим более полутора столетий тому назад считалось неопровержимой и не требующей никакого доказательства научной аксиомой, что вещь не может действовать там, где её нет.
Это положение служило картезианцам страшным оружием против теории тяготения, которую, по их утверждению, следовало отвергнуть уже с самого начала (in limine), как содержащую в себе столь очевидную нелепость: если бы принять теорию тяготения, то солнце не могло бы действовать на землю, не будучи на земле. Неудивительно, впрочем, что это возражение приводили против новой астрономической системы приверженцы старой, если это ошибочное предположение обманывало даже и самого Ньютона, который для отражения этого довода придумал некоторый тонкий эфир, выполняющий пространство между солнцем и землею и являющийся ближайшею причиной факта тяготения. Немыслимо, говорит Ньютон в одном из своих писем к д-ру Бэнтли, чтобы неодушевлённая, грубая материя могла действовать на другую материю без взаимного прикосновения или без посредства чего-либо нематериального... Мысль о том, что тяготение присуще материи и неотделимо от неё (так, что одно тело может на расстоянии действовать на другое через пустоту, без посредства чего бы то ни было, посредством чего и через что его действие и сила могли бы передаваться от одного тела другому), представляется мне такой нелепостью, что я не думаю, чтобы в неё мог когда-либо впасть человек, способный размышлять о философских предметах.
