Самонаказание за невыполненную работу – случай К.М. Симонова
О высокой культуре труда самого Симонова свидетельствует, в частности, оставленный им богатейший личный архив. Ни у одного из знакомых мне писателей я не видел такого огромного и при этом продуманно организованного и постоянно работающего архива!
Не помню уж, по какому поводу мы с Константином Михайловичем условились встретиться. Сидели в его рабочем кабинете. Как-то невольно нас повело на воспоминания о годах работы в Литературной газете.
- Видите эти папки? В них все стенограммы выступлений на редколлегии и на летучках в Литгазете. А вот в этих папках - стенограммы выступлений на редколлегии Нового мира за все годы моей работы в журнале. Понадобится что-то уточнить, проверить свою память - пожалуйста, материал всегда под руками...
Но я всё-таки хочу возвратиться к тем страницам биографии Симонова, когда он был главным редактором Литературной газеты.
В те годы он делил своё основное время между собственным творчеством, Литературной газетой, Союзом писателей и Советским комитетом защиты мира. Его рабочий день был расписан буквально по минутам. В редакции Литературки он работал четыре дня в неделю. Непременно вёл один из номеров газеты (она выходила тогда по вторникам, четвергам и субботам). В четверг вечером, проведя заседание редколлегии, уезжал в Переделкино, где у него тогда была дача. Пятница, суббота и воскресенье - его писательские дни. В то время он работал над первым своим романом Товарищи по оружию.
В свои писательские дни, одержимый одновременно несколькими творческими замыслами, Симонов работал по двенадцати - четырнадцати часов в сутки. Телефона на даче не было - чтоб не отвлекали, не выдёргивали из-за рабочего стола. Свой писательский труд он жестко планировал. Иначе ничего не успеешь. Не могу сидеть и ждать, когда тебя посетит так называемое вдохновение. Для нашего брата писателя важно выработать внутреннюю потребность трудиться ежедневно. Вот одна любопытная деталь: если намеченные им сроки почему-либо оказывались сорванными, он наказывал сам себя тем, что запрещал себе курить. Заходишь к нему в редакционный кабинет и видишь: с грустным видом сосёт пустую, не набитую табаком трубку.
- Что, проштрафились, Константин Михайлович?
- И не говорите. Должен был написать очередную главу - в голове она вполне сложилась, - но расслабился и не дописал.
- И надолго епитимья? - На месяц, а там поглядим...
Кому-то эти самонаказания казались писательским чудачеством, но сам он относился к ним вполне серьёзно. И, кажется, не было случая, чтобы он себя амнистировал, сняв запрет на курение раньше им же самим установленного срока.
Уезжая в четверг вечером из редакции в Переделкино - к своему писательскому рабочему столу, - Симонов тем не менее забирал с собой оттиски свёрстанных полос субботнего номера Литгазеты. В середине дня в пятницу он возвращал их тщательно вычитанными, со своими редакторскими исправлениями в тексте и замечаниями на полях.
Косолапов В., Взрывчатая сила неравнодушия, в Сб.: Константин Симонов в воспоминаниях современников, М., Советский писатель, 1984 г., с. 262-263.
