Отличие чувственного восприятия и мыслей по Готлобу Фреге
Готлоб Фреге выступал против психологизации в науке:
«Мы не являемся носителями мыслей так, как мы являемся носителями представлений. Мы обладаем мыслью не так, как мы, например, обладаем чувственным впечатлением; но мы и не видим мысль, так как мы видим, например, звезду.
Поэтому разумно выбрать специальное выражение, и слово «схватывать» [fassen] для этого наиболее подходит. Схватывание мыслей должно соответствовать особой духовной способности, мыслительной силе. В процессе мышления мы не производим мыслей, мы схватываем их. То, что я назвал мыслью, находится в теснейшей связи с истиной. То, что я признаю истинным, то, о чём я выношу суждение, является истинным совершенно независимо от того, признаю ли я это истинным, и думаю ли я об этом вообще. К истинности мысли не имеет отношения то, что её некто мыслит. «Факты! Факты! Факты!» - восклицает естествоиспытатель, желая подчеркнуть необходимость надёжного обоснования науки.
Что такое факт? Факт - это мысль, которая истинна. Но естествоиспытатель конечно же не признаёт в качестве надёжного обоснования науки то, что зависит от изменчивых состояний человеческого сознания. Труд учёного состоит не в создании, а в открытии истинных мыслей. Астроном может использовать математическую истину для исследования давно минувших событий, которые происходили тогда, когда на Земле ещё никто не мог признать эту истину. Астроном может это сделать, поскольку истинность мысли безотносительна ко времени. Таким образом, эта истина не может возникнуть в момент её открытия.
Не всё является представлением. Иначе психология заключала бы в себе все науки или, по крайней мере, была бы высшим судьёй по отношению ко всем наукам; иначе психология господствовала бы над логикой и математикой.
Ничто, однако, не было бы большим заблуждением, чем подчинение математики психологии. Ни логика, ни математика не имеют задачи исследовать душу и содержание сознания, носителем которых является отдельный человек. Скорее, их задачей можно было бы считать исследование духа - духа, а не его носителя [des Geistes, nicht der Geister].
Выражение «схватывать» столь же образно, как и выражение «содержание сознания». Природа нашего языка не позволяет выразиться иначе. То, что я держу в ладони, можно, конечно, считать содержащимся в ней, но моя ладонь содержит это совсем не так, как она содержит кости и мышцы, из которых состоит, содержимое ладони гораздо более чужеродно ладони, чем её составляющие.
Схватывание мысли предполагает того, кто её схватывает, того, кто мыслит. Он является носителем мышления, но не мысли. Хотя мысль и не принадлежит содержанию сознания того, кто мыслит, тем не менее в его сознании нечто должно быть нацелено на мысль. Но это последнее не следует смешивать с самой мыслью. Так, звезда Алголь сама по себе отличается от представления, которым некто обладает об Алголе.
Мысль не относится ни к моему внутреннему миру как представление, ни к внешнему миру чувственно воспринимаемых вещей.
Этот вывод, как бы непреложно он ни следовал из приведённых рассуждений, тем не менее принимается не без некоторого сопротивления. Я думаю, нет ничего невероятного в том, чтобы какой-нибудь человек отрицал возможность получения сведений о чём-то, не относящемся к его внутреннему миру, помимо чувственного восприятия.
Действительно, чувственное восприятие часто рассматривается как самый надёжный или даже как единственный источник сведений обо всем, что не относится к внутреннему миру.
Но по какому праву? Чувственные впечатления являются необходимой составной частью чувственного восприятия и частью внутреннего мира. Два разных человека никогда не обладают одним и тем же внутренним миром, хотя они и могут испытывать сходные чувственные впечатления. Эти последние сами по себе не открывают нам внешнего мира. Возможно такое существо, которое обладает только чувственными впечатлениями, не видя и не осязая вещей. Обладать зрительными впечатлениями не значит видеть вещи. Как случилось, что я вижу дерево как раз там, где я его вижу? Очевидно, это зависит от зрительных впечатлений, которыми я обладаю, а также от специфического типа зрительного аппарата, основанного на том, что я вижу двумя глазами. На сетчатке каждого глаза возникает, говоря языком физики, особое изображение. Другой человек видит дерево на том же самом месте. На сетчатке его глаз также имеются два изображения, которые отличаются от моих.
Мы должны допустить, что эти изображения на сетчатке глаз являются определяющими для наших впечатлений. Следовательно, мы обладаем зрительными впечатлениями, которые не только не одинаковы, но даже заметно отличаются друг от друга. Однако мы все перемещаемся в одном и том же внешнем мире Обладать зрительными впечатлениями, конечно, необходимо для того, чтобы видеть вещи, но недостаточно. То, что необходимо добавить, не относится к чувственности. И, однако, это как раз то, что открывает для нас внешний мир; без этого внечувственного элемента каждый человек оказался бы замкнутым в своем внутреннем мире. Поскольку ответ заключается во внечувственном, то нечто внечувственное могло бы вывести нас за пределы внутреннего мира и обеспечить возможность схватывания мысли там, где чувственные впечатления не затрагиваются.
Помимо собственного внутреннего мира, следовало бы различать собственно внешний мир чувственно воспринимаемых вещей и область того, что не может быть воспринято с помощью чувств. Для признания обеих областей нам требуется нечто внечувственное; но при чувственном восприятии вещей мы нуждаемся также в чувственных впечатлениях, и они всецело принадлежат внутреннему миру. Таким образом, основание различия в данности вещи и данности мысли состоит главным образом в том, что является атрибутом внутреннего мира и не принадлежит ни к одной из двух областей. Поэтому данное различие я не могу найти слишком большим, чтобы считать невозможным существование мысли, не принадлежащей внутреннему миру.
Правда, мысль не является тем, что мы обычно называем действительным [wirklich]. Мир действительности - это мир, в котором одно воздействует на другое, изменяет это другое и вновь подвергается обратному воздействию, изменяющему и его. Всё это суть события [Geschehen], происходящие во времени. То, что вневременно и неизменно, мы едва ли признаем реальным. Подвержена ли мысль изменениям или она вневременна? Мысль, высказанная в теореме Пифагора, очевидно, вневременна, вечна, неизменна. Но не существует ли таких мыслей, которые сейчас являются истинными, а спустя полгода окажутся ложными? Например, мысль, что вот это дерево покрыто зелёной листвой, очевидно, будет ложной спустя полгода? Нет; через полгода это будет уже другая мысль. Последовательность слов «вот это дерево покрыто зеленой листвой» сама по себе недостаточна для выражения, необходимо учесть также время её произнесения. Без соотнесения со временем, которое она подразумевает, мы не обладаем законченной мыслью, то есть вообще не обладаем мыслью. Только то предложение выражает мысль, которое дополнено соотнесением со временем и является полным во всех отношениях. Но такое предложение, если оно истинно, истинно не только сегодня или завтра; оно истинно безотносительно ко времени.
Готлоб Фреге, Мысль: логическое исследование / Логические исследования, Томск, «Водолей», 1997 г., с. 45-48.
