Официальная / бюрократическая организация творчества
Деградация групп, прослоек, тусовок
X
«Воздействие массовой науки даёт о себе знать появлением маленьких мэтров, гораздо более опасных, чем большие мэтры. Ибо если большие мэтры могущественны и авторитарны, то только потому, что их работы являются основополагающими, и они верят в ту систему ценностей, которую сами же и создали. Но они свободны в своих суждениях и могут либо их менять, либо воздержаться.
Напротив, у маленьких мэтров нет ничего, кроме заимствованных ценностей, и они придерживаются их так упорно потому, что они стали их ценностями благодаря господству общественного мнения, имеющего силу закона. Ибо появление общественного мнения - это другая форма воздействия массовой науки. И это мнение является ещё более слепо подражательным, чем это имеет место в политике: оно нераздельно сливается с догмой.
Вот почему маленькие мэтры не могут изменять своё мнение, ведь из-за этого они потеряли бы свою власть. Верно и то, что большие мэтры также теряют свою власть, когда они изменяют своё мнение (это подтверждается примером де Бройля, изменившего свою точку зрения на квантовую механику), но они готовы рисковать, потому что они подчиняются своей судьбе, тогда как маленькие мэтры подчиняются только целям своей карьеры.
Общественное мнение, порождённое массовой наукой, господствует в научных комиссиях (неизбежное зло) с их горами досье, у которых мало шансов быть прочитанными. И существует ещё меньше избежать пословицы, согласно которой «перворазрядные люди выбирают перворазрядных людей, а второразрядные люди выбирают третьеразрядных людей». Можно дрожать за судьбу гениальной идеи, окруженной хламом пустословия: вне всякого сомнения, эта судьба будет заурядной.
Массовая наука благодаря потенциалу исследователей, её организации и её материально-технической базе очень хороша для развития и практических приложений уже установленных идей. Она расцвела благодаря встряске, вызванной войной 1939-1945 гг. в промышленности, уже и без того развитой, но буквально взорвавшейся от удара, нанесенного революцией в науке века, физике. Ибо не следует забывать, что мы живем в «век электрона», а биология, достигшая успехов, по масштабам сравнимых с успехами физики, в значительной мере обязана ими результатам исследования атома и электрона.
Но массовая наука по тем же самым причинам, которые привели её к успеху, может только препятствовать зарождению новых идей, изменяющих наше видение порядка вещей.
Если исследователи не стеснены в изобретательности, работая в рамках «нормальной» научной деятельности, то те из их размышлений, которые противоречат общепринятым идеям, при условии, что они достигают зрелой формы, могут обозначать некоторый перелом. Эти размышления являются итогом работы некоторого одиночки и могут встретить только лишь неприязненное отношение со стороны большинства комиссий. Большое число учёных высказывает упрёки таким большим организациям, как Национальный центр научных исследований, Комиссариат атомной энергии и Национальный институт здоровья и медицинских исследований. Но они знают также, что это организации, служащие развитию исследований во Франции, и их следует реформировать крайне осмотрительно. Вот почему, даже если они их критикуют, они все же не разрывают связь с этими организациями, и любая попытка давления на них наталкивается на единодушное сопротивление исследователей, включая и тех, кто ими недоволен.
Кстати, «интегрировать» научные исследования в университет, как о том регулярно возникают слухи, означало бы загнать стадо буйволов в конуру. Преподавание по своей сути противоположно исследованию, поскольку в преподавании говорится: «Я знаю», а в исследовании: «Я не знаю». Преподаватель должен предоставлять знание приглаженным и без пробелов: по самому своему предназначению он консервативен, тогда как исследователь прибегает к сомнению даже для того, чтобы затем согласиться со своими собственными результатами: по своей природе он - ниспровергатель. Вот почему преподаватель к старости становится лучше, тогда как исследователь слабеет.
Однако это не две человеческие расы, очень часто это одни и те же люди! Но когда преподаватель является одновременно великим исследователем, мы, вплоть до самых классических случаев, узнаем независимость их способности суждения и способности ставить под сомнение. Эти два вида деятельности необходимы и они взаимодействуют, но организации должны оставаться независимыми и отличными друг от друга, поскольку их природа неодинакова. И между ними не должно быть никакой иерархии, но все же один вид иерархии существует: когда исследователь руководит диссертацией, выполняемой на основе его собственных работ, то это штатный профессор, даже если он знает предмет хуже и вовсе не знает «диссертанта». Мы не говорим уже о многочисленных притеснениях: так, до начала двадцать первого века административными правилами профессору университета позволялось преподавать до шестидесяти восьми лет, тогда как исследователь мог работать только до шестидесяти пяти лет. В связи с университетом Луи де Бройль однажды сделал такое замечание:
«Великие открытия французских учёных никогда не были сделаны в университетах, которые своим консерватизмом скорее сдерживали их. И он привел список примеров: Ферма, Паскаль, Декарт, Лавуазье, Араго, Ампер, Карно, Френель, Галуа, Шампольон, Коши, Пастер, Пуанкаре... «А Вы?» - спросил я. «О, я, нужно же было мне зарабатывать на жизнь». Итак, если он и обучался в университете, то его формирование происходило в двух лабораториях: одна из них была военной (Эйфелева башня), а другая - частной (принадлежала его брату). И когда кто-то его спросил, окончил ли он Высшую Нормальную школу или Политехническую школу, он ответил: «Я не окончил ничего».
Жорж Лошак, Наука и тень, Москва-Ижевск, «Регулярная и хаотическая динамика», 2009 г., с. 209-212.
Система и смена целей крупной творческой личности по Г.С. Альтшуллеру
