Предвестники, а также сами аварии и катастрофы
Эффекты ослабления творческой деятельностиЭффекты, которые скорее ведут к ослаблению творческой деятельности…
Отсутствие постановки задачОтсутствие постановки системы задач
X
«По итогам деятельности рабочих комиссий первым докладывал Майорец. Он вынужден был признать, что четвёртый блок разрушен, что разрушен и реактор. Вкратце изложил мероприятия по укрытию (захоронению) блока. Надо, говорит, уложить в разрушенное взрывом тело блока более двухсот тысяч кубометров бетона. Видимо, надо делать металлические короба, обкладывать ими блок, и уже их бетонировать. Непонятно, что делать с реактором. Он раскалён. Надо думать об эвакуации. «Но я колеблюсь. Если потушить реактор, радиоактивность должна уменьшиться или исчезнуть...»
- Не торопитесь с эвакуацией, - спокойно, но было видно, это деланное спокойствие, сказал Щербина. Внутри у него, чувствовалось, клокотала бессильная ярость. Ах, как ему хотелось, чтобы не было эвакуации! Ведь так всё хорошо началось у Майорца в новом министерстве. И коэффициент использования установленной мощности повысили, и частота в энергосистемах стабилизировалась... И вот тебе...
После Майорца выступали Шашарин, Прушинский, генерал Бердов, Гаманюк, Воробьев, начальник химвойск генерал-полковник Пикалов, от проектировщиков Куклин и Конвиз, от дирекции АЭС - Фомин и Брюханов.
Выслушав всех, Щербина пригласил присутствующих к коллективному размышлению.
- Думайте, товарищи, предлагайте. Сейчас нужен мозговой штурм. Не поверю, чтобы нельзя было погасить какой-то там реактор. Газовые скважины гасили, не такой огонь там был - огненная буря. Но гасили же!
И начался мозговой штурм. Каждый нёс, что в голову взбредёт. В этом и заключается способ мозгового штурма. Даже какая-нибудь ерунда, околесица, ересь может неожиданно натолкнуть на дельную мысль. Чего только не предлагалось: и поднять на вертолёте огромный бак с водой и плюхнуть этот бак на реактор, и сделать своего рода атомного «троянского коня» в виде огромного полого бетонного куба. Натолкать туда людей и двинуть этот куб на реактор, а уж, подобравшись близко, забросать этот самый реактор чем-нибудь...
Кто-то дельно спросил:
- А как же эту железобетонную махину, то бишь «троянского коня», двигать? Колеса нужны и мотор...
Идея сразу отвалилась.
Высказал мысль и сам Щербина. Он предложил нагнать в подводящий канал, что рядом с блоком, водометные пожарные катера и оттуда залить водой горящий реактор. Но кто-то из физиков объяснил, что ядерный огонь водой не загасишь, активность ещё больше попрет. Вода будет испаряться, и пар с топливом накроет всё кругом. Идея катеров отпала.
Наконец кто-то вспомнил, что огонь, в том числе и ядерный, безвредно гасить песком... (Для этого воспоминания не надо проводить «мозговой штурм» из чиновников, генералов и учёных – Прим. И.Л. Викентьева).
И тут стало ясно, что без авиации не обойтись. Срочно запросили из Киева вертолётчиков. Заместитель командующего ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николай Тимофеевич Антошкин был уже в пути по дороге в Чернобыль».
Медведев Г.У., Чернобыльская хроника, М., «Современник», 1989 г., с. 159-160.
И далее:
«Первым на «бомбометание» вел вертолет военный летчик первого класса полковник Б. Нестеров. По прямой со скоростью 140 километров в час шли к четвертному блоку. Ориентир - слева две стопятидесятиметровые венттрубы АЭС.
Зашли над кратером ядерного реактора. Высота сто пятьдесят, нет, высоко. Сто десять метров. На радиометре 500 рентген в час. Зависли над щелью, образованной полуразвёрнутой шайбой верхней биологической защиты и шахтой. Щель метров пять шириной. Надо попасть. Биозащита раскалена до цвета диска солнца. Открыли дверь. Снизу несло жаром. Мощный восходящий поток радиоактивного газа, ионизированного нейтронами и гамма-лучами. Все без респираторов. Вертолёт не защищен снизу свинцом... (Эти знания доступны из школьного курса физики – Прим. И.Л. Викентьева). До этого додумались позже, когда сотни тонн груза было уже сброшено. А сейчас... Высовывали голову в открытую дверь и, заглядывая в ядерное жерло, целясь в него глазом, сбрасывали мешок. И так все время. Иного способа не было... Первые двадцать семь экипажей и помогавшие им Антонщук, Дейграф, Токаренко вскоре вышли из строя и их отправили в Киев на лечение. Ведь активность после сбрасывания мешков на высоте ста десяти метров достигала тысячи восьмисот рентген в час. Пилотам становилось плохо в воздухе... Ведь при метании мешков с такой высоты оказывалось значительное ударное воздействие на раскалённую активную зону. Резко увеличились при этом, особенно в первый день, выбросы осколков деления и радиоактивного пепла от сгоревшего графита. Люди дышали всем этим. В течение месяца потом вымывали из крови героев соли урана и плутония, многократно заменяя кровь. В последующие дни пилоты сами уже догадались класть под сиденье свинцовые листы и надевали респираторы. Эта мера несколько снизила облучаемость летного состава...».
Медведев Г.У., Чернобыльская хроника, М., «Современник», 1989 г., с. 175.
