Психотерапия и психиатрия
Душевные отклонения и болезни...
Власти как Внешние обстоятельстваВласти как Внешние обстоятельства
X
Карательная психиатрия СССР по воспоминаниям П.Г. Григоренко
«Сёстрам и остальному персоналу сообщили только мое имя и отчество. Всё это, естественно, не могло не насторожить. Но я твёрдо решил не давать поводов для психиатрических прицепок и вел себя спокойно.
За время моего пребывания в изоляции никаких медицинских обследований не было, если не считать обычных анализов крови и мочи. Правда, один раз пригласила меня на беседу Майя Михайловна. Но беседы не получилось. Всё закончилось моим заявлением, что я не желаю, чтобы мои ответы на вопросы врача излагались в его вольной записи. «Я могу вести любую беседу, - сказал я, - но лишь с тем условием, что содержание моих ответов будет записано мной лично». В необходимости этого меня убедил прошлый опыт. Наблюдавшая за мной в 1964 году врач - Маргарита Феликсовна - записывала мои ответы невероятно извращённо. И делала это не только потому, что ей страшно хотелось представить меня невменяемым, но и в силу своей полной политической неграмотности и обывательской психологии.
Так было в 1964 году. И поскольку у меня не имелось оснований рассчитывать на то, что за истёкшие годы в политическом и моральном облике психиатров Института им. Сербского произошли изменения к лучшему, я счёл за благо для себя не давать им права производить вольную запись моих ответов на их вопросы.
А что изменения к лучшему невозможны, мы, нападавшие на экспертизу правозащитники, не сомневались. Владимир Буковский о том же примерно времени пишет: «В сущности, участники движения с их чётко выраженной правозащитной позицией и непризнанием советской реальности были необычайно уязвимы для психиатрических преследований.
Я легко представлял себе, как Лунц, (Психиатр Лунц Даниил Романович, заведующий отделением экспертизы в Институте им. В.П. Сербского, который давал свои заключения многим диссидентам – Прим. И.Л. Викентьева), потирая ручки, квакает своим большим ртом:
- Скажите, а почему вы не признаёте себя виновным? И все юридические разработки, ссылки на статьи, конституционные свободы, отсутствие умысла - то есть вся гражданско-правовая позиция, убийственная для следствия, моментально оборачивается против вас. Она дает неопровержимую симптоматику.
Вы не признаёте себя виновным - следовательно, не понимаете преступности своих действий; следовательно, не можете отвечать за них. Вы толкуете о Конституции, о законах - но какой же нормальный человек всерьёз принимает советские законы? Вы живете в нереальном выдуманном мире, неадекватно реагируете на окружающую жизнь.
И конфликт между вами и обществом вы относите за счет общества? Что же, общество целиком не право? Типичная логика сумасшедшего.
У вас не было умысла? Выходит, стало быть, вы не способны понять, к чему ведут ваши действия. Даже и того не понимали, что вас обязательно арестуют.
- Ну, хорошо, - дальше квакает Лунц, - если вы считаете, что вы правы, почему же вы тогда отказываетесь давать показания на следствии?
И опять крыть нечем - мнительность, недоверчивость налицо.
Никто из нас не ждал практических результатов, не в том был смысл наших действий, и с точки зрения здравого смысла такое поведение было безумным.
Как и раньше, удобно с марксистами - у них явный бред реформаторства, сверхценная идея спасти человечество. Ещё проще с верующими. С ними тоже всегда было просто, как и с поэтами, - очевидная шизофрения.
Теоретическая «научная» база уже давно была готова, ещё в хрущёвские времена. В условиях социализма, утверждали ведущие психиатры страны, нет социальных причин преступности и, значит, любое противоправное деяние - уже психическая аномалия. При социализме нет противоречия между установками общества и совестью человека. Бытие определяет сознание - выходит, не может быть сознания несоциалистического. Не то, что при капитализме. Но за эти годы психиатрический метод получил детальную разработку. Прежде всего старый, испытанный диагноз - паранойяльное развитие личности. «Наиболее часто идеи «борьбы за правду и справедливость» формируются у личностей паранойяльной структуры».
«Сутяжно-паранойяльные состояния возникают после психотравмирующих обстоятельств, затрагивающих интересы испытуемых, и несут на себе печать ущемлённости правовых положений личности».
«Характерной чертой сверхценных идей является убеждённость в своей правоте, охваченность отстаиванием «попранных» прав, значимость переживаний для личности больного. Судебное заседание они используют как трибуну для речей и обращений». (Это проф. Печерникова и Косачев из Института Сербского.)
Ну и, конечно, жалобы на преследования со стороны КГБ, на обыски, слежку, прослушивание телефонов, перлюстрацию, увольнение с работы - это чистая мания преследования. Чем более открытой, гласной является ваша позиция, тем очевиднее ваше безумие.
Но было и новое. К концу 60-х годов школа Снежневского прочно захватила командные посты в психиатрии. Концепции вялотекущей шизофрении, той самой мистической болезни, при которой нет симптомов, не ослабляется интеллект, не изменяется внешнее поведение, - стала теперь общепризнанной, обязательной.
«Инакомыслие может быть обусловлено болезнью мозга, - писал профессор Тимофеев, - когда паталогический процесс развивается очень медленно, мягко (вялотекущая шизофрения), а другие его признаки до поры до времени (иногда до совершения криминального поступка) остаются незаметными». Далее В. Буковский пишет:
«В своё время ещё Лунц, в одной из наших бесед в 66-м году, говорил вполне откровенно: - Напрасно ваши друзья за границей поднимают шум из-за наших диагнозов. При паранойяльном развитии личности по крайней мере лечить не обязательно. А чего вы добьётесь? Чем больше будет протестов, тем скорее всё перейдёт к Снежневскому - он же мировая величина, признан за границей. А шизофрения - это шизофрения. Её нужно лечить, и весьма интенсивно. Мы вот боремся с влиянием школы Снежневского, как можем, а вы нам мешаете.
И действительно - течь шизофрения могла вяло, лечить же её понимались шустро. Во имя спасения больного. Почти всем стали давать мучительный галоперидол в лошадиных дозах. Но дело здесь было не в протестах. Слишком уж удобна была концепция Снежневского для властей.
И в 70-м году уже сам Лунц вовсю ставил диагноз «вялотекущая шизофрения». Это была смертельная угроза для движения. В короткий срок десятки людей были объявлены невменяемыми - как правило, самые упорные и последовательные. То, что не могли сделать войска Варшавского, пакта, тюрьмы и лагеря, допросы, обыски, лишение работы, шантаж и запугивания, - стало сальным благодаря психиатрии. Не каждый был готов лишиться рассудка, пожизненно сидеть в сумасшедшем доме, подвергаясь варварскому лечению. В то же время властям удавалось таким путем избежать разоблачительных судов - невменяемых судят заочно, при закрытых дверях, и существо дела фактически не рассматривается. И бороться за освобождение невменяемых становилось почти невозможно. Даже у самого объективного, но не знакомого с таким «больным» человека всегда остается} сомнение в его психической полноценности. Кто знает? Сойти с ума может всякий. Власти же на все вопросы и ходатайства с прискорбием разводили руками:
- Больной человек. При чём тут мы? Обращайтесь к врачам. И подразумевается - все они больные, эти «инакомыслящие». А следователи в КГБ откровенно грозили тем, кто не давал показаний, не хотел каяться: «В психушку захотел?» Иногда одной только угрозы послать на экспертизу оказывалось достаточно, чтобы добиться от заключенного компромиссного поведения. Выгоды психиатрического метода преследования были настолько очевидны, что нельзя было надеяться заставить власти отказаться от него простым* петициями или протестами. Предстояла долгая, упорная борьба...» И наше - кандидатов в «сумасшедшие» - участие в этой борьбе имело огромное значение».
Григоренко П.Г., В подполье можно встретить только крыс, М., «Звенья», 1997 г., с. 518-520.
