«Научное миропонимание характеризуется не столько особыми положениями, сколько определённой принципиальной установкой, точкой зрения, направлением исследований. В качестве цели здесь мыслится единая наука. Это устремление направлено на то, чтобы объединить и взаимно объяснить достижения отдельных исследователей в различных научных областях. Из этой целевой установки вытекает подчёркивание коллективной работы; отсюда и выдвижение на передний план интерсубъективной понимаемости; отсюда проистекает поиск нейтральной системы формул, символики, освобождённой от засорений исторически сложившихся языков; отсюда также и поиск общей понятийной системы. Стремятся к чёткости и ясности, отвергаются тёмные дали и загадочные глубины.
В науке нет никаких «глубин»; везде только поверхность: все данные опыта (Erlebte) образуют сложную, не всегда обозримую, часто лишь в частностях понятную сеть. Всё доступно человеку, и человек является мерой всех вещей. Здесь проявляется родство с софистами, а не с платониками, с эпикурейцами, а не с пифагорейцами, со всеми, кто отстаивает земную сущность и посюсторонность. Научное миропонимание не знает никаких неразрешимых загадок. Прояснение традиционных философских проблем приводит к тому, что они частью разоблачаются как кажущиеся проблемы, частью преобразуются в эмпирические проблемы и тем самым переходят в ведение опытной науки. В этом прояснении проблем и высказываний и состоит задача философской работы, а вовсе не в создании собственных «философских» высказываний.
Методом этого прояснения является логический анализ, Рассел говорит о нём так: он «постепенно возник по образцу критических исследований математиков. По моему мнению, здесь имеет место прогресс, аналогичный тому, который был достигнут в физике благодаря Галилею: доказуемые конкретные результаты заменили недоказуемые всеобщие утверждения, для подтверждения которых можно опираться только на способность к фантазированию».
Этот метод логического анализа и есть то, что существенно отличает новый эмпиризм и позитивизм от старого, ориентированного больше в биологически-психологическом ключе. Когда кто-то утверждает: «Бог существует», «Первоосновой мира является бессознательное», «Существует энтелехия как последний принцип живого существа», то мы не говорим ему: «То, что ты утверждаешь, ложно», но спрашиваем: «Что ты имеешь в виду под этими высказываниями?» И тогда оказывается, что существует резкая граница между двумя видами высказываний. К одному виду принадлежат высказывания, как они осуществляются в эмпирической науке; их смысл можно установить посредством логического анализа, точнее, посредством их сведения к простым высказываниям о том, что дано эмпирически. Другие высказывания, к которым относят приведённые выше, оказываются полностью бессмысленными (bedeutungsleer), если принимать их такими, как их видит метафизик. Конечно, часто их можно переистолковать в эмпирические высказывания, но тогда они теряют то эмоциональное содержание, которое для метафизика как раз чаще всего и является существенным.
Метафизик и теолог верят, вводя себя в заблуждение, что своими предложениями они что-то высказывают, представляют какое-то положение дел. Анализ, однако, показывает, что эти высказывания ничего не означают, а являются выражением некоторого чувства жизни. Выражение такого рода чувства, конечно же, может быть важной жизненной задачей.
Но адекватным выразительным средством для этого является искусство, например поэзия или музыка. Если же вместо этого избирается теоретическая языковая форма, то появляется опасность симуляции теоретического содержания там, где его вообще нет. Если метафизик или теолог хочет сохранить привычную языковую экипировку, то он должен осознавать и признавать, что он осуществляет не изложение, а выражение, производит не теорию, результат познания, а поэзию или миф. Когда мистик утверждает, что он обладает переживаниями, которые находятся над или по ту сторону всех понятий, то в этом ему невозможно возразить. Но об этом он не может говорить, ведь говорить значит выражать в понятиях, сводить к фактам, которые могут быть включены в науку.
Научное миропонимание отвергает метафизическую философию. Но чем можно объяснить заблуждения метафизики? Этот вопрос можно рассмотреть с различных точек зрения: психологической, социологической и логической. Исследования в психологическом направлении находятся только на начальной стадии; некоторые подходы к глубинному объяснению даны, возможно, в психоаналитических исследованиях Фрейда. Точно так же обстоит дело с социологическими исследованиями; тут можно упомянуть теорию «идеологической надстройки». Здесь имеется ещё открытое поле для перспективного дальнейшего исследования.
Дальше продвинулось выяснение логических корней метафизических заблуждений, в особенности, благодаря работам Рассела и Витгенштейна. В метафизических теориях, уже в самих постановках вопросов содержатся две коренные логические ошибки: первая - слишком сильная привязанность к форме традиционных языков, другая - неведение относительно логических способностей мышления. В обыденном языке одна и та же словесная форма, например существительное, используется как для обозначения вещей («яблоко»), так и свойств («твёрдость»), отношений («дружба»), процессов («сон»); вследствие этого возникает соблазн вещественного истолкования функциональных понятий (гипостазирование, субстантивирование).
Можно привести многочисленные похожие примеры того, как язык вводит нас в заблуждения, которые были точно так же губительны для философии.
Вторая коренная ошибка метафизики состоит в представлении, что мышление якобы может из себя самого, без использования какого-либо опытного материала, вести к познанию, либо же может, по крайней мере, из данных положений дел посредством умозаключения получать новое содержание. Логическое исследование показывает, однако, что любое мышление, любое умозаключение состоит ни в чём ином как в переходе от предложений к другим предложениям, которые не содержат ничего, что не заключалось бы уже в предыдущих предложениях (тавтологическое преобразование). А потому метафизика не может быть развита из «чистого мышления».