Исторические модели
КультурологияКультурологические модели и их применение в других областях деятельности
Применение S-образных моделейПрименение S-образных моделей
Деградация групп, прослоек, тусовокДеградация групп, прослоек, тусовок
X
«Попробую несколькими штрихами наметить хотя бы общие контуры эпохи.
В первую очередь, около 1600 года в странах европейского континента начинается процесс, ключевой для понимания их дальнейшей истории и вместе с тем носящий совершенно нормальный характер. Историки, по своему обыкновению, почти не обратили на него внимания. Речь идет вот о чём. Общества, именуемые европейскими нациями, начали складываться в XI веке в результате слияния трёх элементов: автохтонные народности (например, галлы во Франции или так называемые кельтиберы в Испании); структура, именуемая Римской империей, и вторгшиеся германские племена.
К этому необходимо добавить ещё одно обстоятельство, упущенное большинством историков, за исключением нашего несравненного Асин-и-Паласьоса, - давление со стороны арабской империи, которая и в политическом, и в культурном отношении является истинным протагонистом европейской истории той эпохи и потому должна стать центром и отправной точкой при реконструкции истории тех столетий. Людская глупость стала причиной того, что у нас до сих пор нет ни рассказа, ни картины, из которых можно было бы узнать о тех драматических сражениях (и военные - далеко не самые важные из них), которые привели к чудесной победе христианско-европейской цивилизации над мусульманской и семитской цивилизацией Востока.
Так вот, к 1600 году общества, именуемые европейскими нациями, вступили в первую стадию зрелости, которая применительно к живым организмам называется облитерацией.
Поясню.
Любая система, состоящая из отдельных органов, лишь тогда становится организмом, когда её части сращиваются, взаимопереплетаются, образуя целостное единство, обособленное от внешней среды. Всякое живое существо - лишь частица мироздания, которая замыкается в себе и образует закрытую, почти герметичную среду, область «внутреннего», отделённого от «внешнего», то есть от универсума. Подобное замыкание, обособление организма в анатомии и физиологии называют облитерацией (зарастанием родничков).
Таким образом, к 1600 году облитерация произошла у всех европейских наций. В Англии, в силу её островного положения и по ряду других причин, этот процесс происходит раньше. Вот ещё одна закономерность, также проигнорированная историками, несмотря на всю её очевидность, а именно: Британские острова опережают в историческом развитии остальные страны. Не стоит и говорить, что английские историки добросовестно не замечают этот факт, как и многое другое, поскольку они, хоть и англичане, но всё-таки историки.
Испания, как и Франция, в это время впервые ощущает себя единой нацией, то есть как бы особой, неповторимой, ни на кого не похожей индивидуальностью. Этот первый росток национального сознания чрезвычайно важен и, на мой взгляд, вполне заслуживает внимания. Он свидетельствует о том, что и француз, и испанец поняли, что каждый из них - не просто человек, абстрактный представитель рода человеческого, а образец уникального, неповторимого стиля жизни. Отныне каждый народ обращается к собственным глубинам, наслаждается неповторимостью своего существования, смакует бродящие в нём соки, а потому замыкается в самом себе.
К сожалению, я лишён возможности показать, как именно протекает этот процесс в отдельных странах, поскольку каждая идет своим путем и описывать его необходимо с величайшей точностью. Между тем именно неповторимость этого пути к своим глубинам определяет судьбы европейских наций вплоть до наших дней - когда мы наблюдаем обратный процесс. Впрочем, его нам придётся оставить в стороне. Скажу лишь, что эволюция общества с ярко выраженным национальным характером - явление, присущее только западной цивилизации, - проходит четыре этапа:
1. С XI века по 1600 год - зарождение, или формирование;
2. С 1600 по 1800 год - нормальная жизнедеятельность;
3. С 1800 по 1920 год - период повышенного артериального давления, что свидетельствует об определённом состоянии организма, фаза, на которой нации надевают на себя доспехи национализма (последний «изм» как раз и свидетельствует о скачке давления); и, наконец,
4. ещё не определившаяся форма жизни, зарождающаяся на наших глазах, о которой я пока умолчу, чтобы было о чём поговорить следующим летом.
Итак, мы замечаем, что около 1600 года люди в разных странах начинают говорить о «наших поэтах», «наших художниках», «наших Полководцах», «наших богословах», «наших государственных деятелях». Их сравнивают с другими, находящимися по ту сторону границ, или, как это принято в Испании, горделиво превозносят выше всех, не имея о чужих ни малейшего представления.
Для такого народа, как испанский, чья обширнейшая империя охватывала Старый и Новый Свет и чья армия сражалась на всех возможных фронтах, такой поворот спиной к окружающему миру и столь всепоглощающая сосредоточенность на своих, внутренних, ресурсах обернулись пагубными последствиями. Уже во времена Филиппа III испанцы начинают терять интерес к своей империи. Простое и убедительное доказательство можно получить, если сравнить, как реагирует потомственная знать и служащие государственной канцелярии на предложение занять командные посты в одной из сотни брешей в границе империи соответственно в 1570 и в 1590 годах. Я уж не говорю о 1640 годе - расцвете правления Филиппа IV и творчества Диего Веласкеса.
Подобный поворот внимания к внутренней жизни нации - одна из причин того, что знать потеряла интерес к обширнейшей периферии испанского мира. Но были и две другие. Первая, весьма любопытного свойства, рано или поздно воздействует на любой народ, правящий миром (и сегодня такой момент переживает Англия): это усталость от власти, разочарование в собственной гегемонии и превосходстве. Другую причину, отвлекшую испанцев от мирового господства, следует искать (кто бы мог подумать!) при дворе, то есть в самой придворной жизни. Царствование Филиппа IV означало для Испании, говоря на театральном арго, «прокат» нового типа придворной жизни - когда двор перестает кочевать и окончательно обосновывается в одном городе. Превращение Мадрида, этой большой ламанчской деревни, в королевскую резиденцию однозначно приблизило крах испанской империи. Вы спросите почему? Да потому - и это единственное, на чем я сегодня позволю себе остановиться, - что жизнь в Мадриде, в первом в Испании городе-дворце, стала неиссякаемым источником наслаждения. Наверное, вы удивлены и отказываетесь верить. Сошлюсь на самый очевидный и красноречивый факт - на приказ Филиппа IV от 1646 года, повелевающий коррехидорам Мадрида силой отсылать придворных на португальскую границу, под Эстремос.
Испанская корона буквально на глазах теряла Португалию, а знать невозможно было заставить идти на войну по одной простой причине - она была просто не в состоянии расстаться с удовольствиями Мадрида, удовольствиями Прадо».
Хосе Ортега-и-Гассет, Веласкес. Гойя, М., «Республика», 1997 г., с. 161-163.
