Отдельные творческие решения в искусстве
Театр, кино и ТВОтдельные творческие решения в кино и на телевидении
Символы и метафоры неудавшейся творческой деятельностиСимволы и метафоры неудавшейся творческой деятельности
X
«В пьесах 20-30-х годов осваивалась и ещё одна тема, чреватая трагедиями и взрывами. Этой темой я назвала бы презрение к образованности, человеческим знаниям, ко всему, что составляет, по существу, духовную, интеллектуальную основу всякого разумного государства.
Возможно, наиболее обобщенно высказана мысль о презрении к интеллигенции в повести Б. Лавренёва «Ветер»: «Неграмотно, да прошибает», - так отвечал матрос Гулявин интеллигенту Строеву, посмеявшемуся над сочинённой матросом прокламацией.
Даже и выглядели герои произведений 20-30-х годов как бы полемически «анти-интеллигентно». Вместо нервных лиц, утончённых манер, изящных, продолговатых пальцев, тонких рук, глаз, умеющих отражать или, напротив, скрывать мысли; вместо сравнений цвета лица, блеска волос - с алебастром, фарфором, эмалью, сверкающими бликами хрусталя, матовой бледностью жемчужин - появились совсем новые «поэтические» материалы для метафор. Определения «каменный», «гранитный», «железный» - сделались почти расхожими. Словно высеченным «из камня» видится Серафимовичу его Кожух из «Железного потока». «Каменно-торжественным» появится перед бойцами Дайра командарм А. Малышкина. Будто «каменное сердце» бьётся у немецкого коммуниста Курта Вана из книги К. Федина «Города и годы». «Скулы каменные» торчат желваками у лавреневского Гулявина. «Вылезающие чугунные желваки скул» увидим мы у героя другого рассказа Б. Лавренева «З.Б.213,437» - Завихляева. «Цементом» называется роман Ф. Гладкова.
Каменные торсы, железные кулаки, гранитные мышцы, словно машины, работающие сердца - куда уж тут интеллигенции с её бессменно работающим умом и духом! И не отсюда ли, не от этого ли «каменного сердца» возникла строка знаменитой песни сталинских соколов «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца - пламенный мотор». Машины, моторы - не чувствуют, им не больно, им не стыдно, их можно разрушить и создать заново - и безболезненно и безнаказанно. Интеллигент был в наших пьесах вредителем, врагом, шпионом, саботажником. Воплощением этого типа стал хотя бы некий Гранатов в «Человеке с портфелем», популярнейшей пьесе А. Файко. Заклятый враг новой власти, он и сына воспитывал как волчонка, чтобы был злее, страшнее ненавидел Советы.
Интеллигент в наших пьесах будет и упрямым чудаком, тупоумным консерватором, узколобым «Фомой неверующим» посреди всеобщего революционного моря. Назовём собирательный этот персонаж инженером Забелиным из погодинских «Кремлёвских курантов», показно торгующим на толкучке спичками, когда самое время соединять коммунизм с электрификацией.
В пьесах 20-30-х годов были созданы и закреплены новые социальные маски. Передовика производства, вредителя, рвущейся к станку домработницы, проходимца-нэпмана, запутавшегося во вражеских сетях красного директора, перековывающегося уголовника, вороватого хозяйственника...
Возникли и некие обязательные «пары». Романтический герой, всё ещё машущий саблей, - и трезвый коммунист, объясняющий, как надо жить в новых обстоятельствах; анархиствующий командир - и железный комиссар; заблуждающийся старый учёный - и прозревшая старая работница; рефлексирующий неврастеник - и не ведающий сомнений творец новой жизни... Чапаев - Фурманов. Бородин - Клара. Раевский - Михайлов. Секретарь Укома - Братишка. Кошкин - Швандя. Любовь Яровая - Панова. Гай - Руководящее лицо. Комиссар - Вожак. Кавалеров - Бабичев... Многие-многие другие «парные» герои из романов и пьес Фурманова, Афиногенова, Киршона, Билль-Белоцерковского, Тренёва, Погодина, Вишневского, Олеши...»
Вишневская И.Л., «Разрешается к представлению…», в Сб.: Парадокс о драме. Перечитывая пьесы 1920-1930 годов / Сост. И.Л. Вишневская, М., «Наука», 1993 г., с. 108-110.
