Неформальные (иногда и неофициальные) организации, призванные заниматься Творчеством…
X
«Сайгон» - неофициальное название бара при ресторане «Москва» в Ленинграде, расположенного на углу Владимирского (отсюда был вход) и Невского проспектов, известное как место встреч местной андеграундной тусовки: поэтов, рок-музыкантов, художников и т.п.
«Политэкономию капитализма мы ежевечерне проходили и в «Сайгоне»: фарцовщики, книжные спекулянты, даже обыкновенные мажоры, не говоря уж о наркосбытчиках и валютчиках, были неизмеримо богаче нас. Правда, социальный аспект тогда выглядел по-другому: в «Сайгоне», да и во всей молодёжной среде господствовала поэтократия. Несметное полчища поэтов, как ангелы на острие иглы восседало на самом верху иерархической лестницы; столь же многочисленные художники и единичные прозаики образовывали второй ярус; технари - третий; асоциальные элементы - четвертый; «щенки» (помню ещё в «щенках» покойного Сергея Курёхина, имевшего поначалу при всей его красоте и обаянии сайгонскую кличку Прыщ) - пятый; и только в самом низу - богатые, как нам казалось, или просто богатые люди, зарабатывавшие себе на бутерброд с икрой и рюмку коньяку, которыми торговали прямо в «Сайгоне», полузаконными или противозаконными способами. То есть они нас, случалось, поили - но со всем подобающим подобострастием. И непременно просили почитать стихи - тех, кто почти до полной отключки не утрачивал членораздельности хотя бы при декламации. Или, вернее, именно в процессе декламации - иной стихотворец мычал, пускал слюну и невнятно матерился, пока его не просили почитать, а затем, встрепенувшись, выдавал пяток - десяток «ударных вещей» и вырубался уже напрочь: это был своеобразный профессионализм - единственный профессионализм, отпущенный тогдашним поэтам судьбою. […]
К «Сайгону» же позднее примкнули две мороженицы, названные Придатками, - ближний Придаток, или, вернее, Ближний Придаток - буквально через дверь, а Дальний - метрах в трёхстах, у метро «Владимирская», как раз там, где нынче присел на каменную скамеечку каменный же Достоевский, похожий не то на незадачливого крестьянина с соседнего Кузнечного рынка, не то (причём портретно) на сегодняшнего писателя-почвенника Николая Коняева. Впрочем, и самого Достоевского можно с известной натяжкой назвать почвенником. И, напротив, от «Сайгона» отпочковался (вместе с частью публики) дороговатый «Ольстер» на углу Невского и Марата, название которого скорее подражательно, чем остроумно. В ту же «систему» (правда, само понятие «система» возникло гораздо позже) входил и бар гостиницы «Октябрьская».
В первые годы перестройки - главным образом с помощью чрезвычайно популярного тогда питерского телеканала «Пятое колесо» - был создан миф о «Сайгоне» как о некоем очаге эстетического и, не в последнюю очередь, политического сопротивления, справедливый разве что в гомеопатических дозах. Сайгонский нонконформизм носил выраженно бытовой характер (точнее, разумеется, антибытовой), идейная подоплёка отсутствовала, не говоря уж об идеологической, последние битники безмятежно соседствовали с первыми хиппарями и с предтечами панков, преобладала же аморфная, вызывающе праздная (тусующаяся, сказали бы сегодня) масса. Внутренняя мотивация наличествовала разве что у поэтов, что и превращало их в статусных лидеров неформального сообщества».
Топоров В.Л., Двойное дно. Признания скандалиста, М., «Захаров»; «Аст», 1999 г., с.113-114 и 115-116.
В 1989 году бар «Сайгон» был закрыт на ремонт и переоборудован под магазин.
