Альфред Кох: Песня о буревестничке
«Я когда читал креатив Леры про Горького, то сначала припух от её оценки горьковских «Песен». Мол, туфта это всё и пустая напыщенность. Я помню, какое впечатление на меня они произвели в детстве. Я был потрясён пафосом и завораживающей стихией борьбы, которая была в них. Потом я вспомнил «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова с «Гаврилиадой» Ляписа-Трубецкого. Я насторожился. После были заново обнаружены в «Золотом телёнке» пятистопный ямб Лоханкина («Варвара, самка ты, тебя я презираю...») и бендеровский «Торжественный комплект».
В нём рекомендовались существительные «стяг», «вал», «поступь» и глаголы «взметаться», «рдеть» и «грозить». Мои опасения усилились. Я начал понимать, что имею дело с фантастической халтурой, которую ловкач Горький сбыл по хорошей цене впечатлительным гимназисткам во время «революционного» угара.
Я попробовал написать в том же духе. Это оказалось до обидного просто. Пользуясь этой методой, можно писать пафосные стишата на любую тему. Хоть про опорос свиней, хоть про подвиг народа при строительстве чего-то там в Сибири. Я вспомнил бесконечные пионерские линейки и слёты, где, писаясь от восторга, толстые тётеньки в пионерских галстуках пичкали нас бездарными монтажами, слепленными на манер горьковских виршей...
Да что тут говорить, вот переложение «Песни о Буревестнике», которое я состряпал, пользуясь известной методикой, буквально за десять минут:
В Альпах, сидя с кружкой пива, Ленин банду собирает. Между бандой и Россией гордо реет Максим Горький в сапогах, в косоворотке.
То крылом Москвы касаясь, то стрелой взмывая к Капри, он кричит, и Ленин слышит: «Резать, всех поставить к стенке!»
В этом крике - жажда власти! Дурь расейскую родную и уверенность и глупость слышит Ленин в этом крике.
Работяги тяжко стонут, - стонут, мечутся в России и куда-нибудь в глубинку спрятаться уже готовы.
И крестьяне тоже стонут, - им, крестьянам, недоступно наслаждение убийством, треск «максима» их пугает.
Умный купчик быстро прячет всё, что нажито - в офшорах... Только глупый Максим Горький реет смело и свободно над трясущейся Россией!
Всё мрачней и хуже дело обстоит в стране несчастной, и поют ей отходную те, кто что-то понимает . Вот финал. Весной, в апреле, приезжает в Питер Ленин. Вот охватывает Ленин стаи упырей и воров и бросает их с размаху в дикой злобе на Россию, разбивая в пыль и брызги жизнь привычную, простую.
С криком реет Максим Горький, чёрной молнии подобный, ни хера не понимая, что Россия умирает. Вот он носится, как демон, - дурачок в косоворотке, - и смеётся и рыдает... Всё к тому, что Горький спятил.
В этом крике и рыданьях все давно усталость слышат, и Максимка сам не верит, что не скроют тучи солнца, знает, что большевики надолго.
Ветер воет... Гром грохочет...
Синим пламенем сгорают золотые грёзы детства. Все мечты о лучшей доле, о свободе тихо гаснут. Как кладбищенские духи, вьются в голове надежды, исчезая, растворяясь в мутной пелене навеки.
Крови! Сколько будет крови!
Это старый Максим Горький тихо думает в постели и жалеет, что однажды гордо реял, как придурок. Спи спокойно, стапый дурень».
Цитрируется по книге: Новодворская В.И., Поэты и цари, М., «Аст», 2010 г., с. 279-281.
