О формализме в искусстве и режиссёрских поисках по В.Э. Мейерхольду

«Я бы хотел выразить мою искреннюю благодарность организаторам Первого всесоюзного съезда режиссёров, пригласившим меня принять участие в работе съезда, предоставивших мне возможность выступить на этой трибуне и открыто высказаться о моих творческих принципах и моём отношении к тем многочисленным критическим суждениям, которые были высказаны за последний год по моему адресу. Меня упрекают в многочисленных ошибках, которые свойственны моей деятельности театрального режиссёра. Я должен сказать совершенно искренне, что признаю большинство из моих ошибок. И вот на них хотелось бы остановиться более подробно. С них - с моих ошибок - мне хотелось бы сегодня начать.

Меня сурово осудили за то, что я оказывал вредное влияние на молодых советских режиссёров, способствуя этим зарождению в советском театре печального и вредного явления, которое получило остроумное название «мейерхольдовщина». Я очень сожалею, что действительно не выступал достаточно активно и принципиально против многочисленных бездарных и некультурных режиссёров, которые пытались подражать мне, но перенимали лишь форму моего творчества, да и то с грехом пополам, искажая её, опошляя, не пытаясь даже близко подойти к моим творческим принципам, извращая мои идеи и не постигая моей художественной цели. Эти горе-режиссёры действительно нанесли и наносят большой ущерб советскому театру, создавая спектакли  бессмысленные и безвкусные. Я искренне осуждаю их. И если вы называете жалкое творчество этих режиссёров «мейерхольдовщиной», то я, Мейерхольд, горячо выступаю против «мейерхольдовщи-ны». Это первое.

Второе: меня жестоко упрекают в извращении мною классического наследия. В том, что я делал непозволительные опыты над бессмертными созданиями Гоголя, Грибоедова, Островского. И в этом обвинении есть истина. Действительно, в некоторых моих инсценировках классических пьес я позволял себе чересчур много экспериментировать, давал излишний простор собственной фантазии, подчас забывая, что художественная ценность самого материала, с которым я имел дело, была всегда и, во всяком случае выше того, что я мог прибавить к этому материалу. И я признаю, что иногда именно в постановках классических пьес мне надлежало больше ограничивать себя, иметь больше творческой скромности. Но всё это не относится к моим «Лесу» и «Даме с камелиями».

Я убеждён, что эти спектакли были хороши, и то, что я внёс в них много моего, только помогло советскому зрителю понять содержание и идею этих пьес и сделало их более интересными и привлекательными. Это второе.

И, наконец, третье: меня упрекают в том, что я формалист, в том, что я в моём творчестве в погоне за новой оригинальной формой забывал о содержании. В поисках средств забывал о цели. Это серьёзное обвинение. Но вот с ним я могу согласиться только отчасти. Действительно, в течение моей творческой биографии, я поставил несколько спектаклей, в которых мне хотелось проверить некоторые мои, незадолго до того найденные, идеи и мысли именно в области театральной формы. Это были экспериментальные спектакли. В них, действительно, форма занимала главенствующее место. Но таких спектаклей было немного. На одной руке хватило бы пальцев, чтобы их пересчитать.

Да разве мастер (а я всё-таки имею смелость считать себя таковым) не имеет права на эксперименты? Разве он не имеет морального права проверять свои творческие идеи - пусть даже оказавшиеся ошибочными - на опыте. И разве, в конце концов, не имеет он права на ошибки? Ибо все смертные имеют право на ошибку, а я такой же смертный, как и все остальные. Но такие проверки, такие эксперименты, которые в самом деле заслуживают название формалистических, я допускал крайне редко. Всё же остальное моё творчество было лишено формализма. Наоборот. Все мои усилия были направлены на поиски органической формы для данного содержания. Я позволю себе утверждать, что мне часто удавалось находить эту органическую форму, соответствующую содержанию пьесы. Но это всегда была моя форма - форма Мейерхольда, а не форма Сидорова, Петрова или Иванова и не форма Станиславского и не форма Таирова. И она, эта форма, носила все черты именно моей творческой индивидуальности. Но разве это есть формализм?

Что такое вообще формализм по вашему мнению? Я хотел бы задать также обратный вопрос: что такое антиформализм? Что такое социалистический реализм? Вероятно, именно социалистический реализм - является ортодоксальным антиформализмом. Но я хотел бы поставить этот вопрос не только теоретически, а и практически. Как вы называете то, что происходит сейчас в советском театре?

Тут я должен сказать прямо: если то, что вы сделали с советским театром за последнее время, вы называете антиформализмом, если вы считаете то, что происходит сейчас на сценах лучших театров Москвы, достижением советского театра, то я предпочту быть, с вашей точки зрения, формалистом. Ибо по совести моей я считаю происходящее сейчас в наших театрах страшным и жалким. И я не знаю, что это такое - антиформализм или реализм, или натурализм, или ещё какой-нибудь «изм»?

Но я знаю, что бездарно и плохо. И это убогое и жалкое нечто, претендующее называться театром социалистического реализма, не имеет ничего общего с искусством. А театр - это искусство! И без искусства нет театра! Пойдите по театрам Москвы, посмотрите на эти скучные спектакли, похожие один на другой и один хуже другого. Трудно теперь отличить творческий почерк Малого театра от театра Вахтангова, Камерного от Художественного. Там, где ещё недавно творческая мысль била ключом, где люди искусства в поисках, ошибках, часто оступаясь и сворачивая в сторону, действительно творили и создавали - иногда плохое, а иногда и великолепное, там, где были лучшие театры мира, - там царит теперь, по вашей милости, унылое и добропорядочное среднеарифметическое, потрясающее и убивающее своей бездарностью. К этому ли вы стремитесь?

Если да - о, тогда вы сделали страшное дело. Желая выплеснуть грязную воду, вы выплеснули вместе с ней и ребёнка. Охотясь за формализмом, вы уничтожили искусство!»

Речь В.Э.Мейерхольда на Всесоюзной конференции режиссёров 15 июня 1939 года, в Сб.: «Сумма» - за свободную мысль, СПб, Изд-во журнала «Звезда», 2002 г., с. 644-646.