Творческие «способности» компьютера по Дугласу Хофштадтеру

«Предположим некто показывает Вам блистательное эссе на тему о юморе и утверждает при этом, что его «написал компьютер». Ежели впоследствии Вы узнаёте, что это всего лишь отрывок, целиком выдранный из книги Артура Кёстлера «Творческий акт», то вы безусловно почувствуете себя обманутыми. Далее для Вас уже не будут иметь никакого значения последующие разъяснения о том, что-де компьютер, хранящий в своей памяти не только книгу Кёстлера полностью, но и сотни миллионов других книг, написанных на другие темы, сам выбрал именно эту книгу и именно этот пассаж и затем распечатал его. В любом случае, перед вами будет несомненный плагиат - возможно, хитроумный плагиат, но только и всего.

Рассмотрим теперь чуть более сложный сценарий. Предположим, что тот же самый пассаж из книги разбивается на части, каждая из которых состоит из сегментов в десяток слов, и каждое слово из каждого сегмента соотносится с соответствующей частью. Вся эта информация загружается в компьютер. Вдобавок ко всему предположим, что компьютер оснащён изощрённой английской грамматикой и всевозможными инструкциями, позволяющими располагать имеющиеся сегменты в единый, грамматически правильный пассаж. Программа запускается, и на выходе мы получаем некий результат. Предположим, что он не полностью идентичен оригинальному фрагменту из книги, но всё же несколько сот слов, следующих друг за другом, совпадают полностью. Далее мы слегка корректируем программу и снова запускаем её. И в этот раз […] результат оказывается целиком тождественным оригинальному тексту Кёстлера.

Заслуживает ли этот текст, созданный компьютером, оценки своей значимости? В каком-то смысле да, однако, совершенно неверно было бы трактовать его как «написанный» компьютером, поскольку слово «написанный» подразумевает, что конечный текст был создан с нуля.

В данном случае работу компьютера можно сравнить с собиранием пазлов, на которых уже заранее была напечатана картина Моне.

Очевидно, что меня следовало бы назвать мошенником, если бы я объявил себя автором полотна великого импрессиониста, поскольку моя роль в его создании сводилась к тому, чтобы подгонять по цвету и форме одни кусочки готового изображения к другим. Также и в случае с созданием осмысленных текстов - никто не припишет компьютеру авторства, касающегося явленных в тексте мыслей. Ведь всё, что делает такого рода компьютерная программа, ограничено манипулированием словами, частями речи и грамматическими правилами. Мысли совершенно не требуются для подобной работы.

Но что если оригинальный фрагмент из Кёстлера разбить на более мелкие части? Скажем, на сегменты, состоящие из двух или трёх слов? В какой момент произойдёт изменение нашего отношения к компьютерному творчеству и вместо ощущения утомительной скуки нас охватит изумление, исходящее от способности компьютера создавать настоящую прозу? Иначе говоря, когда мы сможем заключить, что в игру вошла способность задействовать идеи, а не просто лишь формальные символы? К сожалению, в большинстве статей, посвящённых творческим способностям компьютеров, публикуемых популярными изданиями, много говорится о разных удивительных вещах - компьютерных картинах, музыкальных, поэтических и прочих произведениях, - однако,  при этом мало уделяется внимания вопросу реализации соответствующих программ, где давались бы разъяснения о строительных блоках, из которых сооружаются их конечные результаты, и о способах их соединения. И тогда было бы понятно, что могут и что не могут описываемые программы. Ведь в знании этих деталей и заключается всё существо дела.

Вообразим себе такую крайнюю ситуацию. Предположим, что мне продемонстрировали новый, поражающий своими следствиями математический результат или же новое, разверзающее неизведанные глубины музыкальное сочинение и сказали бы, что все это было создано компьютером. Предположим также, что у меня есть возможность убедиться в том, что новизна этих творений неподдельна, но с другой стороны, мне столь же достоверно известно, что я никогда в принципе не смогу узнать механизм их создания. Как я должен относиться к этим продуктам, при условии, что мне понятна их новизна и важность? Можно ли говорить о том, что они были созданы творчески? И если да, то кому принадлежит заслуга их осуществления?

Я не вижу простых ответов на эти вопросы. Отсутствие доступа к тому, как были созданы соответствующие программы, делает невозможным их адекватную оценку, и вопрос о том, реализуют ли они собой творческий подход, остается неразрешимым.

Моя позиция может показаться кому-то странной, поскольку может возникнуть желание возразить: «При чём тут вопрос о том, как был получен результат? Разве не достаточно того, что он вообще был получен? Результат следует расценивать как творческий по объективным, независящим от способа создания причинам!». Я так не думаю. Я не могу оценить объект просто потому, что он находится передо мной; мне необходимо иметь хоть какое-то представление об источнике его происхождения.

Вопрос о том, кому следует приписывать авторские заслуги, у меня тоже вызывает чувство растерянности. Авторство должно быть как-то распределено между автором программы и самой программой. Но ежели нам ничего не известно об устройстве программы, то эту разделительную линию провести не представляется возможным».

Дуглас Хофштадтер, Текучие концепты и творческие аналогии, в Сб.: Наука: от методологии к онтологии / Отв. редакторы: А.П. Огурцов, В.М. Розин, М., «Институт философии», 2009 г., с. 271-274.

 

Системы поддержки принятия решений и методика консультирования