Уход из спорта по Ю.П. Власову
«Я ценю честолюбие. Оно чрезвычайно благотворно. Честолюбивый человек - это работа, это движение, это энергия жизни. Но тщеславие - уже болезнь души. Много лет спустя я прочёл в дневниках Толстого: «Тщеславие есть какая-то недозрелая любовь к славе, какое-то самолюбие, перенесённое в мнение других... он любит себя не таким, какой он есть, а каким он показывается другим. Эта страсть чрезвычайно развита... для человека, одержимого ей, она... отравляет существование...» Эта страсть действительно казнит людей. И уничтожает в конечном итоге и физически, точнее - самоистребляет.
Если я встречаю писателя, родственного по духу, я схожусь с ним в немом диалоге на всю жизнь. Он делает как раз то, что в достаточной мере не удаётся мне: помогает понять мир и себя. Ему удаётся вдруг лучше увидеть и сложить в слова то, что выражает искомую суть. Уже и суть моего движения. И, как ни странно, слова книг имеют значение силы - материальной силы. Они помогают проявлению воззрений, следованию им, крепят убеждённость.
Инстинкт самосохранения бережёт и взлелеивает чувства из разряда предающих. Для движения нужно переступать через себя. Ведь и то, чему ты отдаешься, не твоё. Оно с виду только представляется главным одному тебе. Только с виду. Разве рекорд, или удачная глава повести, или чудный танец могут насытить одного творца? В основе - желание всех, оно лишь переработалось, усвоилось и стало волей творца. И отречься уже нельзя - это цель всех. И о пределе движения. Большое, нравственное дело не может иметь предела. Оно есть существо, естественность жизни. Очень точно об этом говорит Лев Толстой: «Если есть предел тому делу, которое ты делаешь, то все дело не имеет смысла или имеет только один ужасный смысл лицемерия». Я думал об этом, уже заранее отделяя себя от спорта, видя и примеряясь к другим целям и задачам. Поэтому считал недостойным всякое пребывание в спорте, если утрачена способность к движению. Любая жизнь на затухании движения, на доходах от славы есть иждивенчество. Я определил для себя спорт как то состояние, когда присутствует способность к движению. Без него смысл спорта извращён, эгоистичен, затхл. Уход из спорта я предполагал в двух случаях непременным: потеря способности прибавлять в результатах, осознание своей способности делать другое дело, более важное. Это второе было своего рода выражением другого явления - исчерпаемости смысла спорта. Это исчерпание смысла могло наступить, когда ты был очень силён и впереди по-прежнему ждали победы. Но они уже не имели значения. Внутреннее «я» перерастало смысл происходящего и стремилось к новому приложению жизни.
Итак, когда сила упрётся в физический предел - необходимо уйти.
С первой и до последней победы я не верил, будто всерьёз нужно, чтобы игра в результаты становилась «делом». Однако игра увлекала, не могла не увлечь. И только когда она стала предъявлять права на всю жизнь, на подчиненность подниманию «железа» всей её без остатка, я воспротивился.
Не всё столь объяснимо. Я запутывался, ошибался, отступал, прежде чем снова находил решимость не изменять убеждениям. Я заново открывал эти убеждения. И ко всему ещё липла усталость. Всё усугубляла усталость, искажая действительность.
Иногда возвращается сожаление по упущенным возможностям, но я уже знаю: это слабость. В слабости, душевном упадке человек склонен к утрате стойкости. Я помню: не всё почитаемое есть таковое по существу.
Для всех, кто мечтает, кто никогда не соглашается с законченностью своей мечты, кто в глубокой внутренней борьбе сопрягается с мужеством построения нового, пусть не обозначенного ежеминутной утилитарной потребностью, а следовательно, не принимаемого как необходимость, - в напутствие слова Льва Толстого: «Говорят, одна ласточка не делает весны; но ежели от того, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться. Так дожидаться... и весны не будет...»
Власов Ю.П., Справедливость силы, Л., «Лениздат». 1989 г., с. 69-70.
Постановка проблемы «В чём смысл жизни?» с помощью понятия «переход к надсистеме»