Жванецкий М.М.: Действительно [фрагменты-2]
В 1966 году, после двух лет моего пребывания в Ленинграде без копейки и работы, А. И. Р. (Аркадий Исаакович Райкин – Прим. И.Л. Викентьева) сказал, что в спектакле Музы Павловой они будут делать моё отделение. Оценив это обещание, я пытался уехать. Мне посоветовали поговорить с Руфью Марковной, и в 1967-м я получил свой первый гонорар в пятьсот рублей, номер в гостинице «Астория», стол в ресторане и премьеру «Светофора» в ноябре. Я стал знатен и богат, что немедленно сказалось на характере.
А!.. Эти одинокие выступления... эти попытки репетировать что-то с друзьями. Эти попытки что-то доказать. И первая публика. И первый успех. И с поцелуями и любовными клятвами был уволен из театра в 1969 году навсегда! Как сказал А.И.Р.: (Аркадий Исаакович Райкин – Прим. И.Л. Викентьева) «Отрезанный ломоть!» Всё, эпизод снят!
Рома с Витей уволились тоже. Вот тут прошу запомнить - их никто не увольнял, наоборот, их пытались удержать всеми методами. Витя напечатал заявление на машинке, чем привёл шефа в ярость. В голове вертится фраза: «Партия вам не проходной двор! На каком основании вы сочли возможным прорваться на трибуну высшего военно-политического, ордена Боевого Красного Знамени, общевойскового, ордена «Знак Почёта» Ленинградского Высшего государственного мюзик-холла?!!»
В 1970-м мы стартовали. Второй раз за жизнь. Вернулись в Одессу, где тоже не были нам рады, но нам здорово помогла холера 1970 года. Из всех холер самая прогрессивная. Режиссёр Левитин, гремя жестью, уехал с криком «Жду в Москве!», секретарь обкома Лидия Всеволодовна Гладкая переменилась в лице - я её догнал на улице:
- Спектакль не принят?
- Принят, принят, играйте что хотите.
Такую свободу и изобилие я видел только в день смерти Леонида Ильича, когда была оцеплена Москва и продавцы зазывали в магазины. И в районе радиации. То есть жизнь показывала, что есть несчастья большие, чем плановое хозяйство, и мы повеселились! […] Я был персонально приглашён к директору Укрконцерта.
- Товарищ Жиманецкий! Крайне рад за вас. Значит, чтоб вам было ясно, сразу скажу: такое бывает раз в жизни. Сейчас это у вас будет.
- Конкурс, что ли?
- Та нет. Мы ж не дети. Кому той конкурс здався... Щас я вам скажу. Пётр Ефимович Шелест лично вычеркнули из правительственного концерта Тимошенко и Березина и лично вписали вас. Я вижу, вы плохо представляете, что это значит... Это значит: мы з вами берём карту города Киева. Вы, писатель Жиманецкий и ваши подопечные Карченко и Ильцев, ткнете мне пальцем в любое место карты и там будет у вас квартира. Такое бывает раз в жизни. […]
Одно знаю точно: не просите начальника о поддержке. Конкретно: нужны столбы, провода, гвозди... Пусть он обещает «создать атмосферу», «усилить влияние» - но вы-то не дурак. Мы помним точно: никогда при подаче заявления об увольнении нам не сказали - оставайтесь, и мы стартовали третий раз. В Москву, в Москву... […]
Москва. Разгул застоя.
«Марья Ивановна, приезжайте ко мне домой, тут один одессит читает, это очень смешно, и Федора Григорьевича берите обязательно...»
Или: «Сейчас, Михаил, секундочку, чуть пива. Добавим пар, сразу хлебом пахнет, эвкалиптика. Давай, Михаил, читай...»
У него аж портфель запотел.
- Товарищи, я извиняюсь, управделами здесь? Мне срочно подписать...
- Вы что, с ума сошли, в костюме, в пальто в парную...
- Я извиняюсь, я в таком белье... жена где-то купила...
- Всё снимайте и лезьте вон туда на полку, берите бумагу свою и ручку, он там голый. Степан Григорьевич, к вам тут срочно».
Жванецкий М.М., Действительно / Собрание произведений в 4-х томах, Том 1 (Шестидесятые), М., «Время», 2001 г., с. 8-16.
