Искусственное создание литературной репутации писателя, поэта по Оливеру Голдсмиту
Собеседники осматривают Вестминстерское аббатство:
«- Долг каждого разумного правительства обратить эти гордые памятники себе на пользу и черпать силу в человеческой слабости. Если лишь воистину великие люди покоятся в сей несравненной усыпальнице, такой храм может преподать живым превосходный нравственный урок и пробудить в них благороднейшее честолюбие. Я слыхал, что здесь погребают только тех, кто был отмечен самыми высокими достоинствами.
Заметив, однако, что господин в чёрном слушает меня с явным нетерпением, я прервал свою речь, и мы принялись осматривать храм, переходя от памятника к памятнику. Поскольку наш взор, как правило, привлекают наиболее прекрасные предметы, меня особенно заинтересовало надгробие красоты поистине удивительной.
- Очевидно, перед нами гробница человека знаменитого? - спросил я своего провожатого. - Судя по тому, как мастерски выполнено это величественное надгробие, под ним, наверное, покоится король, спасший страну от гибели, или законодатель, который положил конец междоусобице и утвердил справедливый порядок?
- Совсем не нужно иметь столько достоинств, - с усмешкой возразил мой спутник, - чтобы получить здесь прекрасный памятник. Вполне достаточно заслуг и поскромнее.
- Неужели? Тогда, вероятно, надо выиграть два-три сражения или взять десяток городов?
- Выигранные сражения или взятые города, - заметил господин в чёрном, - вещь недурная, но и тот, кто за всю свою жизнь не бывал ни в одном сражении и не участвовал ни в одной осаде, тоже может получить прекрасный памятник.
- Тогда, очевидно, это памятник поэту, одному из тех, кто блеском ума снискал себе бессмертие?
- Нет, сударь, - ответствовал мой провожатый, - тот, кто покоится здесь, стихов никогда не писал и презирал ум в других, поскольку сам был его лишён.
- Помилуйте, - вскричал я с сердцем, - чем же тогда знаменит погребённый здесь великий человек?
- Знаменит? - переспросил мой собеседник. - Если вам, сударь, не терпится узнать, то сей усопший джентльмен очень знаменит: он знаменит тем, что похоронен в Вестминстерском аббатстве.
- Но, во имя всего святого, как он сюда попал? Не подкупом же добился он места у тех, кто блюдёт этот храм, и не стыдно ли ему пребывать в обществе, в котором даже незаурядные заслуги кажутся ничтожными?
- Полагают, - ответил господин в чёрном, - что этот джентльмен был богат, а друзья, как водится в подобных случаях, убедили его, что он великий человек. Он охотно им поверил, а те, чьим заботам вверен этот храм, охотно поверили ему, благо такой самообман был им полезен, и вот покойный заплатил за отличный памятник, а ваятель превосходно его выполнил. Впрочем, не думайте, что этот джентльмен здесь одинок, в соборе найдётся немало господ, которых великие люди при жизни ненавидели и сторонились, но которые, тем не менее, пробрались сюда с твёрдым намерением попасть в их общество хотя бы после смерти. Тем временем мы приблизились к особой части храма.
- Здесь, - сказал мой новый знакомый, показав пальцем, - уголок поэтов Тут вы видите памятник Шекспиру, Мильтону, Прайору и Драйтону.
- О Драйтоне я впервые слышу, - признался я, - но мне рассказывали о некоем Попе. Его могила тоже здесь?
- Нет, ещё не приспело время, - ответил мой вожатый. - Надо подождать: он ведь не так давно умер, и ненависть к нему ещё не остыла.
- Как странно! - воскликнул я. - Ненавидеть человека, посвятившего всю жизнь тому, чтобы развлекать и наставлять своих соотечественников!
- Потому-то его и ненавидят! Есть люди, которые называются обозревателями книжных новинок. Они следят за тем, что происходит в мире изящной словесности, и с помощью газет создают литературные репутации. Они несколько похожи на евнухов в серале, которые сами не способны доставить наслаждение и не допускают туда тех, кто от них отличен. Эти обозреватели только и делают, что кричат «тупица!» и «щелкопёр!», расхваливают покойников, поносят живых, снисходительно признают за настоящим талантом кое-какие способности, превозносят десяток болванов, чтобы прослыть беспристрастными, и чернят частную жизнь тех, чьи сочинения они бессильны опорочить. Обычно эти негодяи состоят на жаловании у корыстных книготорговцев, а ещё чаще сами книготорговцы берутся за эту грязную работу, потому что ничего, кроме брани и глупости, тут не требуется. Любой поэт с талантом непременно обретает подобных недругов. И, как он ни презирает их злобу, им всё же удаётся отравить его существование, так что погоня за призрачной славой оборачивается подлинными муками.
- Неужели таков удел всех погребённых здесь поэтов? - изумился я.
- Да, этого, к сожалению, не избежал ни один, кроме счастливчиков, родившихся мандаринами. Если они богаты, то могут купить похвалу продажных критиков, равно как и монумент в этом храме.
- Но разве нет, как у нас в Китае, людей, которые, отличаясь изысканным вкусом, покровительствуют таланту и пресекают происки бездарных завистников?
- Их довольно много, - последовал ответ, - но, увы, сударь, эти книжные обозреватели вьются вокруг меценатов и выдают себя за сочинителей, а те слишком ленивы, чтобы докапываться до истины. И вот за столом такого мандарина не находится места для поэтов, а заслуженное ими вознаграждение достаётся их врагам, пирующим в его доме».
Оливер Голдсмит, Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке, М., «Наука», 1974 г., с. 33-34.
Преследование великих людей современниками по Оливеру Голдсмиту
