Проблемы организации фундаментальных исследований в академических институтах по М.А. Лаврентьеву

«Однажды в моем присутствии отец (Н.С. Хрущёв – Прим. И.Л. Викентьева) заговорил с Лаврентьевым об академических институтах. Как правило, они создаются под определённого, большого ученого, для реализации его идей. В обиходе их так и называют: Институт Семёнова, или Институт Капицы, или Институт Келдыша, или Институт Несмеянова, Зелинского, Лебедева и так без конца.

Но учёные стареют, теряют продуктивность, а затем умирают. Институты же остаются, - объяснял Лаврентьев. - В нашей структуре разогнать их трудно, скорее невозможно. Гарантий, что на место Капицы или Зелинского придет учёный равного калибра, нет, и надежды на это питать не стоит.

Директором становится его заместитель, по своему складу не большой учёный, а помощник, правая рука большого ученого, все достоинства которого сводятся к умению ограждать шефа от докучливых рутинных забот и выбивать из государства ресурсы. Пока он ходит в помощниках, он - на своём месте, их симбиоз весьма продуктивен, шеф творит, а всё остальное ложится на плечи доверенного заместителя. Независимый творец шефу не нужен, у него самого идей достаточно, двоим творцам в одних стенах не ужиться. Поэтому доверенный заместитель никогда не покушается на творческие прерогативы шефа, зато подгребает под себя всё остальное. Настоящим шефом он стать не способен по определению, после смерти творца становится крепким директором. В результате рассчитанные на гения, созданные под гения, академические привилегии, обеспечивающие свободный полёт мысли, наследники гения превращают в синекуру.

Одно дело Институт физических проблем с директором Петром Капицей и научным сотрудником Львом Ландау, институт, где академика Евгения Лифшица можно держать за Женьку потому, что он ничего такого не открыл, лишь написал, да ещё в соавторстве, пятитомный, почти гениальный учебник теоретической физики. Эка невидаль! И совсем другое дело - тот же институт, но без Капицы, без Ландау и даже без Лифшица - добротный серый академический институт с добротными серыми научными сотрудниками, далеко не дотягивающими даже до Женькиного  уровня. Мало того что институт Капицы без Капицы не институт, но если и появится новый Капица, то ему в нем уже в люди не выбиться, место занято. Институт существует, и директор-академик в кабинете сидит. На президиуме академии он легко докажет, что нет смысла в дублировании. Он обосновался в кабинете Капицы, он его наследник, и ему поверят, а не самозванцу со стороны. Отец внимательно слушал Лаврентьева.

Но и это ещё не всё, - продолжал Лаврентьев, - директор академического института по положению обязан стать членом академии, академиком. Раньше под академика создавали институт, где он по праву становился директором, а теперь директора, в силу одной лишь должности, выбирают в академики. Так академия из клуба бессмертных шаг за шагом превращается в рядовую бюрократическую контору, в застойное болото, наука подменяется наукообразием, учёные - чиновниками с академическими регалиями.

По мнению Лаврентьева, не конструкторы и селекционеры из прикладной науки грозят будущему академии, а её естественное вырождение. Так выродились египетские фараоны, женившиеся исключительно на собственных сестрах. […]

Так где же выход? Как поступить с фундаментальной наукой?

Отец считал, что её место в университетах. Лаврентьев подтвердил, так устроен западный мир. 

Если передать соответствующие академические институты высшим учебным заведениям, то страна окажется в выигрыше, а для выдающихся учёных, таких, как Семёнов, Несмеянов, мало что изменится, все они и сейчас не только занимаются исследованиями, но преподают, кто в МГУ, кто в Физтехе, кто в Химико-технологическом институте имени Менделеева. А в случае если их место, теперь уже в университете, займёт преемник, пусть не гениальный, а просто добротный учёный, то тоже невелика беда, пусть открытий он и не сделает, но студентов выучит и какие-то исследования по заказам сможет вести.

Отец тут припомнил свой разговор в мае 1964 года на Британской выставке с профессором Эдинбургского университета Клэйтоном - он и преподает, и одновременно занимается исследованиями по заказам фирмы Коббс, причём за её счёт, из госбюджета денег не требует, и платят ему за результат. Так же поступают и американцы, их учёные работают в университетах, независимых научных центрах, кое-кто в компаниях, и весьма успешно работают - большинство открытий и изобретений в XX веке сделано США.

Появится же новый гений, - продолжал отец, - в своём университете он под себя создаст сначала из студентов, а потом из лучших выпускников собственный научный коллектив. Возникнет самовоспроизводящийся научный процесс, и в Академию его выберут не по должности, а за ум.

Существующая сейчас бюрократическая структура Академии наук развеется сама собой, она вернётся в статус привилегированного клуба учёных, куда принимают исключительно за талант и научные заслуги, то есть станет такой, какой её задумывали при Петре I».

Хрущёв  С.Н., Никита Хрущёв: Реформатор, М., «Время», 2010 г., с. 984 и 985.