Концепция «Наилучшего из всех возможных миров» по Готфриду Лейбницу

Доктрина «возможных миров» - одна из наиболее повлиявших на философию идей Лейбница. Без преувеличения, по нашему мнению, сказал о ней наиболее авторитетный американский исследователь творчества Лейбница Бенсон Мэйтс: «... История сотворения мира по Лейбницу» столь же влияет на современную философию, сколь библейская история сотворения мира - на теологию». Согласно немецким источникам, концепция «возможных миров» Лейбница была даже положена на музыку и исполнялась баритоном в сопровождении хора и оркестра перед ученой публикой. Вряд ли кто-либо ещё из философов удостоился такой чести.

Общая схема концепции Лейбница такова: существующий действительный мир - лишь один из бесконечного числа возможных миров, которые могли бы существовать. Но это наилучший из всех возможных миров, в том смысле, что всякое принципиальное изменение в нём, рассматриваемое в свете изменения его предпосылок и последствий, изменением к худшему, и потому Бог выбрал этот мир из всех имевшихся у Него возможностей.

К числу возможностей Лейбниц относит, например, такие: не актуализированные возможные миры, в которых нет греха или нет людей, или каждый спасён, или праведные прокляты, а неправедные спасутся, или тела не обладают инерцией, или в целом.

Понимание мира такими смертными существами, как люди, ограничено, потому всем очевидные проявления зла и делают мир в человеческих глазах далеким от совершенства. Однако, хотя и существуют ужасные виды зла, само зло в комбинации с добром может даже улучшать итоговый результат, подобно светотени на картине или диссонансам в музыке. По поводу последних Лейбниц пишет: «Точно так же как музыканту не нужны диссонансы сами по себе, но лишь для улучшения мелодии, поскольку без них она звучит хуже, так Бог допускает грехи в качестве реквизита для общего улучшения мира».

Любопытна в этой связи позиция А. Шопенгауэра. Оценка А. Шопенгауэром «Теодицеи» Лейбница общеизвестна. Единственную заслугу этой работы он видел в том, что «она послужила поводом для бессмертного «Кандида» великого Вольтера; это неожиданно для Лейбница может служить подтверждением его столь часто повторяемого плоского аргумента, при помощи которого он оправдывает наличие зла в мире, а именно: что дурное иногда приводит к благу». В ответ на доказательство Лейбница - наш мир - лучший из всех возможных миров - А. Шопенгауэр предлагает своё: наш мир - «худший из всех возможных миров. Ибо возможное - не то, что можно вообразить, а то, что действительно может существовать и пребывать. И этот мир устроен так, чтобы только кое-как сохраняться; если бы он был хоть немного хуже, он бы уже не мог существовать и, таким образом, наш мир - худший из возможных». Необходимая посылка в доказательстве А. Шопенгауэра - возможное не то, что можно вообразить, а то, что может существовать и пребывать», т.е. с порога отметается логическая модальность в пользу физической. «Мир настолько плох, насколько он может быть» в физическом смысле, все примеры, которые приведены в работе «Мир как воля и представление», того же рода - землетрясения, эпидемии, другие катаклизмы. «Окаменелости совершенно неведомых животных, некогда обитавших на нашей планете, представляют нам в качестве примера документальные свидетельства о мирах, существование которых стало уже невозможно», - пишет А. Шопенгауэр. Мир и человек, с его точки зрения, устроены так, что как бы балансируют у границ своего собственного физического существования. Теодицея Г. Лейбница построена на совсем других модальностях. […]

Лейбниц считает, что среди возможных миров объективно должен быть лучший. Но помимо этического параметра (добро - зло) у Лейбница досматриваются три критерия онтологического характера. Лучший - в смысле содержащий наибольшее число сущностей. Лучший в смысле производящий максимальный эффект с минимальной затратой сил, и наилучший - как имеющий максимально простые законы, из которых вытекает наибольшее богатство явлений».

Фатиев Н.И., Концепция «Возможных миров» Лейбница и современная логика, в Сб.: Логико-философские штудии, СПб, Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2001 г., с. 157-158.