Классификация сказочных чудес по Я.Э. Голосовкеру

«Все чудесные существа, предметы и акты могут быть классифицированы и  разделены по признакам, составляющим пары противоположностей:

1) чудесного возможного и невозможного (с точки зрения здравого смысла);
2) чудесного представимого и непредставимого;
3) чудесного понимаемого и чудесного мнимо или якобы понимаемого.

Иные чудесные существа, предметы или акты представимы, но ни  естественно, ни искусственно невозможны. Другие представимы, но возможны  только искусственно. Третьи представимы как образ или предмет, но не как  ментальный акт или процесс. Четвертые, хотя и невозможны, но мнимо  представимы. Пятые невозможны и непредставимы, но понимаемы нами и благодаря  этому якобы представимы.

К невозможному относится все монструозно-гиперболическое или  гиперболически-анормальное, противоестественное, всё само-себя-отрицающее,  то есть предмет или образ с взаимоотрицающими друг друга  свойствами-функциями. Например, монструозно-гиперболичен тысячеглазый, во  все стороны зрящий Аргус, с глазами, рассеянными по всему телу: он  представим, но ни естественно, ни искусственно невозможен. Конечно, природа предуказала фактически образ такого чудовища, создавая существа с осязательными органами или сосочками, так сказать, с осязающими глазами на теле. Конечно, иные чудеса уже разрешены техникой и  наукой. Но их абсолютно выраженный смыслообраз, их воплощенная идея созданы  мифологическим воображением незаинтересованно.

1. Представимое, но естественно невозможное. Представимы, но  естественно невозможны большинство чудесных явлений обетованной страны:  реки, текущие молоком и медом, кисельные берега и тому подобное. Но иные из них искусственно возможны. У колхидского царя Аэта,  владельца Золотого руна, были фонтаны, бьющие вином и молоком (по Аполлонию  Родосскому). То же у римлян. Птичье молоко невозможно - ни естественно, ни искусственно. Но  чудесная птица с выменем, своеобразная Химера, которую доят, вполне  представима как образ, хотя и относится к существам с взаимоотрицающими друг  друга свойствами и есть некий оксюморон: млекопитающая птица-утконос.  Эллинский  миф  создает полудев-полуптиц, которые могли бы дать птичье  молоко: Сирен, Гесперид. Иногда к чудесному «естественно-невозможному» относятся явления,  которые только якобы невозможны, так как в принципе явления подобного рода  возможны. К ним относятся мгновенные процессы произрастания деревьев,  цветов, плодов, существ. Таково чудо либийских нимф (тех же Гесперид) в  мифе  об аргонавтах у Аполлония Родосского. Здесь применен принцип  ускорения процесса. Наука также ускоряет рост. Но и цветок столетника  мгновенно расцветает и тут же увядает.

2. Есть чудесное представимое и возможное, но переходящее в  невозможное. К этому разделу относятся чудесные искусственные существа,  созданные Гефестом (или Прометеем). Пока они только автоматы, вроде  слуг-автоматов в доме у Гефеста, когда его - по «Илиаде» - посещает Фетида.  Хотя они и чудесны, но всё-таки возможны. Но когда боги наделяют эти  искусственные существа сознанием или оживляют их тела - те переходят в  разряд невозможного. […]  

3. К разделу чудесного невозможного, но якобы представимого относятся так называемые «галлюцинаторные образы» при оборотничестве или явлении «мнимой» метаморфозы.

Такое чудесное невозможно (для существа живого). Как акт оно причинно не обусловлено, но представимо и построено «на мнимости»: возникает мнимый зрительный образ - кажущийся предмет. На этом приёме «галлюцинаторных образов» (быть может, они суть проекции образов фантазии, возникающие от испуга, на внешний мир) построено запугивание героя, проникающего в  запретную зону: у Гоголя - запугивание при открытии клада; […]

4. Есть ещё чудесное невозможное, непредставимое, непонятное, но  якобы представимое и якобы понимаемое. Среди явлений «невозможного» есть  «чистое чудесное», обладающее только чистым смыслом, - нечто такое, что  можно было бы принять в качестве «непонятно-понятного» и «непредставимо-представимого». Таковы бессмертные существа. В качестве специфических бессмертных существ они непредставимы. Под бессмертными мы представляем себе все же смертные образы, раз навсегда зафиксированные, не подверженные изменению во времени - то есть существа не подверженные  старости, смерти, разложению. Мы себе представляем их такими, какими они  являются в данный момент, но существующими бессрочно - как нечто  вневременное, хотя и во времени.

Бессмертие нам понятно в своем отрицательном определении, как  неумирание, но в своем положительном определении, как нечто вечно-живое,  телесно функционирующее - оно нам, по сути, непонятно и только кажется  понятным. Поэтому в  мифах  загадочно говорится о том значении, какое  имела пища богов, амброзия и нектар-пища бессмертия: давала ли она  бессмертие или только вечную юность, то есть жизненную силу и красоту. […]

5. Чудесное как смысл несмыслицы (то есть «несмыслица» как «смысл»).  Есть в мире чудесного ещё особое «чистое чудесное» - чудесное бессмысленное,  где в факте бессмыслицы изаключается весь его смысл.

Чистым чудесным открывается обетованная страна (Schlaraffenland) с её карикатурой на не  же - страной-наизнанку, где все построено откровенно на чудесах, доведенных донелепицы, и где в самой нелепости, в явной бессмыслице явления и заключается весь смысл. Это страна, где «кубы катятся»,где все явления суть воплощенные фигуры типа оксюморон, катахрезы,  самоотрицания и где все анормальное дано как нормальное по принципу «шиворот-навыворот». Здесь субъект и предикат меняются местами: телега тащит осла, а не осёл телегу. Здесь применен приём «невозможных функций», то есть функций, противоречащих возможностям или смыслу данного предмета или явления, вроде поговорки «черпать воду решетом» как выражение бесцельности; или приём, построенный на самоотрицании или на отрицании отрицаемого: если в обетованной стране есть чудесное представимое, не невозможное (например, сосиски, растущие на деревьях), то в карикатуре на обетованную страну, в стране-наизнанку, дано мнимо-чудесное, то есть нечто непредставимое, невозможное и несмысленное, но высказываемое, как представимое и возможное, и этой якобы своей простотой обманывающее. Смысл же этого мнимо-чудесного иносказателен: он саркастичен. Это иронический мир, где варится уха из ещё непойманной рыбы, где шьют одежды из шкур ещё не убитых зверей, где верёвки плетутся из муки или из отрубей. Все эти образы мнимы. Но мнимость образа страны-наизнанку иная, чем мнимость «галлюцинаторных образов» оборотня.

Оборотень чувственно зрим, представим как морок, как мираж: он - чудо. Плетение же верёвки из муки или шуба, сшитая из шкуры неубитых зверей, - явления невозможные, непредставимые: они есть бессмыслица, поданная как смысл. Образа нет, но все высказано так, как будто налицо  образ. Весь смысл и заключается в этой бессмыслице. Перед нами бессмыслица  как смысл, то есть непредставимое как якобы представимое, невозможное как якобы возможное, непонятное как якобы понятное: фактически самого «чудесного» нет, но вся соль в этом «мнимо-чудесном». В связи с этим «мнимо-чудесным» мы могли бы ввести четвёртую категорию чудесного: чудесное осмысленное и бессмысленное (нелепица)».

Голосовкер Я.Э., Логика античного мифа / Логика мифа, М., «Наука», 1987 г., с. 64-70.

 

Эвроритм - четырёхэтажная схема фантастических идей по Г.С. Альтшуллеру