Ошибки при построении научных теорий
Открытия в области языкознания, лингвистики и т.п.
X
«Марр применил к языкознанию учение исторического материализма. По его мнению, язык - такая же надстроечная общественная ценность, как искусство; язык является приводным ремнём в области надстроечной категории общества.
Язык возник у всех народов независимо друг от друга, но поскольку культура едина и в своём развитии проходит одни и те же этапы, то все процессы в ней проходят аналогично.
Язык, по Марру, образовался из первичных «фонетических выкриков». Первичная речь, как реконструировал её Марр, состояла всего из четырёх лексических элементов - САЛ, БЕР, ЙОН, РОШ. И вот все слова всех языков мира Марр был склонен сводить к этим четырём элементам.
«Слова всех языков, - писал Марр, - поскольку они являются продуктом одного творческого процесса, состоят всего-навсего из четырёх элементов, каждое слово из одного или из двух, реже трёх элементов; в лексическом составе какого бы то ни было языка нет слова, содержащего что-либо сверх всё тех же четырёх элементов; мы теперь орудуем возведением всей человеческой речи к четырем звуковым элементам».
«Любое слово, - пишет Алпатов, - возводилось к элементам или их комбинациям. Например, в слове красный отсекались части к- и н-, а оставшееся рас- признавалось модификацией элемента РОШ, сопоставляясь с рыжий, русый [...], названиями народов «русские, этруски». Развитие языков, по Марру, шло от исконного множества к единству. Нормальная наука - сравнительное историческое языкознание - считала, что всё происходило наоборот: сначала существовали праязыки, из которых потом возникли современные языки, то есть движение шло от единства к множеству.
Но Марр открыто высказывал ненависть к сравнительно-историческому языкознанию, считая его буржуазной псевдонаукой. Он отвергал генетическое родство языков и даже такие очевидные вещи, как заимствования слов, он объяснял единством глоттогонического (языкотворческого) процесса. Языковые категории Марр прямолинейно связывал с социальными явлениями. Так, ученик Марра, академик И.И. Мещанинов, писал: «Личные местоимения и понятие единственного числа связаны с индивидуальным восприятием лица, то есть с явлением позднейшего строя общественной жизни. Личным местоимениям предшествовали притяжательные, указывающие на принадлежность не отдельным лицам, а всему коллективу, причём и эти первые по времени возникновения вовсе не изначальны, но тесно связаны с осознанием представления о праве собственности».
Так же вульгарно-социологически объяснялись степени сравнения, которые, по Марру, появились вместе с сословиями: превосходной степени соответствовал высший социальный слой, сравнительной - средний, положительной - низший.
Марр отрицал существование национальных языков: «Не существует национального и общенационального языка, а есть классовый язык, и языки одного и того же класса различных стран при идентичности социальной структуры выявляют больше типологического родства, чем языки различных классов одной и той же страны, одной и той же нации». Ясно, что терпеть такую безумную теорию могло только такое безумное государство, как СССР. После смерти Марра в 1934 г. его теория стала официальной языковедческой религией. Любые проявления сравнительно-исторического языкознания, не говоря уже о структурной лингвистике, безжалостно душились.
В своей статье в «Правде» Сталин писал: «Н. Я. Марр внёс в языкознание несвойственный марксизму нескромный, кичливый и высокомерный тон, ведущий к голому и легкомысленному отрицанию всего того, что было сделано в языкознании до Н. Я. Марра».
Пожалуй, эта публикация была единственным добрым делом (сделанным по каким-то таинственным соображениям) Сталина на ниве родной культуры. Языкознание после этого заметно оживилось и, к счастью, разоблачённых марристов при этом не сажали и не расстреливали.
Но было бы односторонним считать Николая Яковлевича Марра безумцем и параноиком. Вернее, он был в той же мере безумцем, что и Хлебников, Маяковский, Бунюэль. Но ему не посчастливилось стать именно ученым, а не художником, хотя многие, особенно литературоведы и культурологи, на которых он оказал влияние, считали и продолжают считать его таланливейшей и во многом до конца не понятой личностью. Автор статьи присоединяется к этому мнению. Вот что писала о своем учителе Ольга Михайловна Фрейденберг, выдающийся мифолог и культуролог: «Где бы Марр ни находился - на улице, на заседании, на общественном собрании, за столом - он всюду работал мыслью над своим учением. Его голова была полна языковыми материалами, и он ошарашивал встречного знакомого, вываливая ему прямо без подготовки пригоршню слов и только за секунду перед этим вскрытых значений. [...] Что видел во сне Марр? Неужели на несколько часов в сутки он переставал работать мыслью? Ему снились, наверное, слова, и едва ли и во сне он не работал над своим учением».
А вот что пишет известнейший лингвист, академик Т.В. Гамкрелидзе о Марре и его прозрениях - в 1996 г. (по неуловимой логике судьбы самое скандальное и примитивное в теории Марра - сведение всех слов к четырём элементам - в какой-то степени предварило открытие четырёх элементов генетического кода):
«[...] теория Марра не имеет под собой никаких рациональных оснований, она противоречит и логике современной теоретической лингвистики, и языковой эмпирии. [...] Но теория эта, представляющая своеобразную модель языка, весьма близкую к генетическому коду, [...] может послужить иллюстрацией проявления в ученом интуитивных и неосознанных представлений [...]». Иначе говоря, Марр, возможно, в своей безумной теории предсказал типологические основы тогда ещё не существовавшей генетики.
В конце XX в. труды Марра постепенно стали реабилитировать, особенно его штудии по семантике и культурологии. Появилось даже понятие «неомарризм». Это произошло при смене научных парадигм, при переходе от жесткой системы структурализма к мягким системам постструктурализма и постмодернизма, где каждой безумной теории находится свое место».
Руднев В.П., Энциклопедический словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты, М., «Аграф», 2009 г., с. 268-269.
