Культурологические модели и их применение в других областях деятельности
Театр, кино и ТВОтдельные творческие решения в кино и на телевидении
ПостэндшпильДело творческой личности, после ёё физической смерти
X
«У нас нет современного Шекспиру описания, изображающего какое-либо из представлений «Гамлета» […] Дальнейшая судьба Шекспира и его трагедии «Гамлет» вкратце такова.
Английская революция приводит к категорическому запрещению театральных представлений. Три постановления парламента - 1642, 1647 и 1648 годов - гласят о закрытии всех публичных театров. Пуритански настроенная буржуазия рассматривает сцену как орудие пропаганды классово-враждебной идеологии: лондонские театры обслуживают аристократическое общество, либо потакают «низменным вкусам черни» (т. е. низших слоев городского мещанства, подмастерьев и разного другого рабочего люда). В 1644 году разрушают самое здание театра «Глобус». Актёры подверглись тюремному заключению, медведи - участники жестоких забав лондонских жителей - были перестреляны отрядом пуританских солдат. В эпоху протектората Кромвеля спектакли случайны и редки, притом даются втайне, в домах частных лиц - каких-либо знатных или зажиточных граждан, у которых уцелело пристрастие к театру даже среди бурь свирепой гражданской войны.
Воспоминания о Гамлете, мстителе за отцеубийство и узурпаторство, постепенно стираются. Шекспир надолго сходит с репертуара. Лишь в Германии его продолжают играть бродячие комедиантские труппы, приспосабливая его по мере сил к убогому уровню понимания зрителей, ещё более пониженному Тридцатилетней войной. Шекспир даётся в виде донельзя упрощённом и балаганно-гротескном. […]
Пренебрежительное отношение к автору «Гамлета» продолжает существовать в высших слоях английского общества и в XVIII веке. В Шекспире усматривают нечто гигантское и бесформенное, нарушающее все правила изящества и приличия. Даже наиболее выдающиеся умы того времени заражены скептицизмом по адресу драматурга; среди них - Юм, лорд Честерфильд, Гиббон...
И тем не менее именно XVIII век начинает грандиозную эпопею реабилитации Шекспира, заканчивающуюся культом Шекспира у романтиков, с исступленными дифирамбами поэту у Виктора Гюго, Стендаля и других.
Шекспиромания охватывает прежде всего Францию и Германию. Разумеется, дело не в поверхностной литературной моде. Обращение европейской интеллигенции к Шекспиру - это одна из фаз классовой борьбы между дворянством и буржуазией, в XVIII веке доходящей до кульминационного пункта. Война идёт на всех фронтах: и в области научной мысли, где энциклопедисты взрывают остатки феодально-католического мировоззрения; и в области этики, где дворянскому аморализму противопоставляется сентиментализм и воинствующая мораль Руссо, Дидро, Лессинга, позже Канта, и в области искусства, где создаются новые жанры мещанской трагедии, семейной драмы, слезливой комедии, сентиментального романа и т. д. Мы не говорим уже об основном - грандиозном экономическом возвышении буржуазии, особенно во Франции. XVIII век - весь в лихорадочной подготовке революции.
В сознании европейской интеллигенции XVIII века Англия выступает как классическая страна буржуазных революций. Отсюда «англомания» - обострённый, стихийный интерес ко всему английскому: к эмпиризму и сенсуализму английской философии, к великим открытиям Ньютона, к парламентской жизни и либеральным свободам, к постановке проблемы прав личности, к английской морали, к нравоучительным журналам Стиля и Аддисона, к английской литературе (Лилло, Мур - отцы новой трагедии!), к нравам и модам, к английским актерам - мировая слава Гаррика на континенте! - словом, ко всему, что взросло по ту сторону Ламанша.
Англомания приводит, наконец, к возрождению Шекспира. Его неустанно пропагандирует Гаррик. Правда, и он боится показать «пьяного дикаря» и «безумца» во весь его гигантский рост. Он изменяет развязки на благополучные (например, в «Ромео и Джульетте», «Короле Лире»), выкидывает наиболее шокирующие сцены (например, сцену с могильщиками в «Гамлете», рискуя, что за это «лондонская чернь забросает его на сцене скамейками»), вообще всячески полирует Шекспира, как бы пытаясь прикрыть его прекрасную наготу. Разумеется, Макбета, Гамлета, Лира он играет в придворном камзоле и пудрёном парике. И тем не менее он преклоняется перед Шекспиром, рекомендует всякому молодому актеру «всегда держать томик Шекспира или в руках или в кармане, храня его как талисман». Бурный энтузиазм Гаррика захватывает и его многочисленных поклонников. Во Франции Дидро, Мерсье, балетмейстер Новерр, в Германии Шлегель, Лессинг, Гёте, Гердер, Виланд красноречиво и страстно пропагандируют английского драматурга.
Что же сейчас влечёт к Шекспиру? Прежде всего возможность превратить его в таран придворно-классического репертуара: Шекспир нарушает классические правила и салонные условности; Шекспир, выражая дух бурного гуманистического индивидуализма, борется за «живого человека» в противоположность резонёрствующим схемам эпигонов Корнеля и Расина. Трагедии Шекспира вызывают у зрителей сильнейшее моральное потрясение, ибо в Шекспировых трагедиях торжествует «гений» над «правилами» (а в переводе с языка теоретиков XVIII века - творческое начало молодого класса над исторически сложившимися предрассудками). Разумеется, во всём этом Шекспир прежде всего не историческая фигура, а символ. Именно символ разрушения правил, при этом не только литературных: Шекспиром занимаются не историки, а политики и агитирующие за новую мораль литераторы.
Следует ли напомнить, сколь велика дистанция между этим Шекспиром, символическим знаменем воинствующей буржуазии XVIII века, и историческим Шекспиром? Транспонировка Шекспира в XVIII веке есть, однако, нечто неизмеримо более серьёзное, нежели филологическая ошибка. Это - грандиозная попытка третьего сословия нащупать для себя почву в культурном наследии прошлого. «Искажённый» Шекспир становится мощным рычагом идеологической борьбы в литературе».
Соллертинский И.И., «Гамлет» Шекспира и дальнейши европейский гамлетизм, в Сб.: Малевич. Классический авангард. Витебск 9, Минск, «Экономпресс», 2006 г., с. 12 и 14-16.
