«О положении эллинской женщины в послегомеровский период судят обычно по положению женщины ионийской и особенно афинской.
Положение это было тяжёлое и угнетённое. Девочки воспитывались вместе с мальчиками только до семилетнего возраста, потом их разъединяли. Девочек держали в строгом отдалении от внешнего мира; школ для них не было, грамоте учили редко; дома их обучали преимущественно рукоделиям и домашним работам. Девушка выходила в жизнь с тёмною головою и дряблым телом, ей были глубоко чужды и непонятны все, общественные, умственные и художественные интересы, которыми ярко жил ее современник-мужчина. Жених обыкновенно видел невесту в первый раз на своей свадьбе.
Замужняя женщина могла выходить из дому только с разрешения своего господина-мужа; она не имела права посещать театральных зрелищ; «в пиршественных собраниях (симпозиях) своего мужа женщина не принимала никакого участия, друзья мужа были для нее столь же чужды, как и его общественно-политические интересы. Таким образом, духовный горизонт женщины оставался ограниченным; душевная жизнь хилела, как и телесное здоровье. Постоянное сидение дома обусловливало истощённый вид женщин, а это вызывало обычай румяниться и белиться».
Главнейшая добродетель женщины заключалась в том, чтобы быть как можно менее заметной. Перикл в знаменитой своей надгробной речи, сохранённой Фукидидом, говорит, обращаясь к афинским женщинам: «Ваша величайшая честь должна заключаться вот в чём: старайтесь жить так, чтобы среди мужчин наименьше думали об вас, - всё равно, в хорошую ли сторону, или в дурную».
Такие женщины, понятно, были мало привлекательны для мужчин, и они тяготели к блестящим, образованным гетерам, приезжавшим в Афины из других эллинских стран.
Совсем иное было положение женщин у эолинцев и дорийцев. Обвеянная воздухом и солнцем, выросшая на свободе вступала в жизнь эолийская и дорийская девушка, - с прекрасным, здоровым телом, причастная всем высшим интересам своей страны, как общественным, так и умственно-художественным.
Плутарх рассказывает: в Спарте старались закалять тело девушек беганием, борьбою, бросанием дисков и копий, чтобы зачатый ребёнок развивался в крепком и здоровом теле, и чтобы сама женщина рожала детей легко и без опасности. Старались искоренять в девушках всякую изнеженность и другие женские свойства. В праздничных процессиях девушки, - как и юноши,- выступали совершенно обнажёнными; на известных праздниках они в нагом виде танцевали и пели на глазах юношей. Однако замечает Плутарх, - в этом обнажении девушек не были ничего постыдного, потому что господствовала стыдливость, и всякая похотливость исключалась. Нагота обращалась, скорее, в невинную привычку и вызывала своего рода соревнование в красоте тела. Соответственно такому отношению к телу, и одежды женщины были здесь совсем другого рода, чем длинные, стесненные одежды иониянок, приспособленные к медленным движениям. Одежды свободно облекали тело, в них можно было двигаться быстро и вольно; боковые разрезы вдоль бёдер делали возможными широко шагать, бегать, прыгать. Поэт Ивик насмешливо называет за это спартанских девушек бедропоказчицами. А Эврипид, отражая взгляды современных ему афинян, в своей трагедии «Андромаха» вкладывает в уста Пелен такой отзыв о спартанских девушках:
Дома покинув с юношами, в волосах
Распущенных и с бёдрами открытыми
В борьбе и в беге участвуют
Противно мне смотреть на них...
Рядом с физическим развитием женщины шло её развитие духовное - в «музыке», т.е. в искусствах муз. На первом плане стояла музыка. В нашем смысле частью она носила религиозный характер, частью светский. В Спарте существовали организованные девичьи хоры. Во главе одного из таких хоров стоял знаменитый поэт Алкман. Сохранился его восторженный отзыв об одной из участниц хора:
Златокудрая Мегалострата, в девах
Блаженная, явила нам
Этот дар сладкогласных Муз.
Приблизительно таково же было воспитание девушек и у эолицев, специально на Лесбосе. Высоко ценилась красота тела, о чём свидетельствует уже упомянутые Каллистеи, - состязания в красоте. Столь же высоко ценилась и физическая ловкость. […]
И очень высоко было поставлено воспитание музическое. На Лесбосе существовал целый ряд своеобразных музыкальных школ: они носили, по-видимому, характер такого же свободного содружества, как школы эллинских философов. Во главе одной из таких музыкально-поэтических школ и стояла Сафо. Слава её школы гремела по всему тогдашнему культурному миру. Из Греции, из Малой Азии, с островов, Архипелага, - отовсюду к Сафо стекались девушки для музыкального и поэтического образования. Обучались игре на лире, пению, стихосложению, танцам. Составлялись хоры, участвовавшие в религиозной жизни острова. […]
Общение с подругами-ученицами давало Сафо высочайшую радость в её жизни и величавшей горести. Это тесное общение её с прекрасными девушками на почве глубоких художественных и творческих переживаний носило чрезвычайно своеобразный, нам уже мало понятный характер. Песни Сафо, посвящённые её ученицам, полны такой жаркой страсти, такой ревнивой влюблённости, что читатель получит от них совершенно определённое впечатление, и увидеть в них проявление самого откровенного «сафического» непотребства».
Вересаев В.В., Сафо. Стихотворения и фрагменты, цитируется, в Сб.: Женщины-звёзды в жизни человечества, Киев-Москва, «Еввролинц», 2003 г., с. 18-20.