Коррекция инерции мышления
Различные способы корекции инерции мышления
Творческое развитие юношей и девушекТворческое развитие юношей и девушек
Раннее освоение эвристикРаннее открытие / освоение эвристик
X
Стремление каждый день «думать по-другому, по-новому» по И.В. Гёте
Начиная с 15-летнего возраста в записях Гёте многократно (!) повторяется мысль, что каждый день стоит «думать по-другому, по-новому, чтобы не стать скучным»… В 15 лет он выразил это так: «Я изрядно похож на хамелеона»…
Что происходит при использовании противоположной стратегии? С годами возможно замыкание «…в некой мировоззрительной «точке зрения», завоеванной ценою утраты «сферы зрения». Установка на принципиальность оказывается идентичной установке на узость, ограниченность и нетерпимость; в пафосе преждевременного нонконформизма выигрыш достается близорукости, утверждающей себя за счёт неприятия универсальных перспектив.
Установка Гёте - врождённая, ибо присуща уже пятнадцатилетнему! - диаметрально иная: «Моя максима: максимально отречься от себя и воспринимать объекты во всей возможной чистоте».
Быть «хамелеоном» в этом смысле значит только одно: учиться у мира, ежемгновенно давать миру воздействовать на себя, принимать в себя мир чистым и естественным, не в призме слов, книжных знаний и точек зрения, а непосредственно. Неестественность отношения к миру начинается, по Гёте, с факта преждевременного и самоуверенного противопоставления себя миру; не мудрено, что итогом такого противопоставления оказывается ощущение одиночества и изоляции, где отвергнутому с порога миру инкриминируется глухота и безразличие к человеческой экзистенции.
Вспомним ещё раз удивительное признание Гёте: «Я всегда считал мир гениальнее, чем собственный гений». Это значит, что мерой действительной гениальности может быть только абсолютная открытость миру и постоянная готовность учиться у Мира.
Несравненный мастер слова, он тем и стяжал себе право на неумирающие слова, что приучил себя с детства больше доверять неприметнейшей вещи, чем всем изощреннейшим навыкам риторики и филологии. Ибо инстинкт, а со временем и опыт убедили его в том, что и самая неприметная вещь учит большему, чем иные прославленные фолианты; разве не посрамил эти фолианты разбитый череп барана, валявшийся где-то на кладбище в Венеции и увиденный им так, что итогом этого стала позвоночная теория черепа! Эмерсон заметил как-то, что Гёте побежал бы даже к своему врагу, если бы знал, что сможет у него хоть чему-нибудь научиться» […]
Самодиагноз пятнадцатилетнего («хамелеон») оказался прогнозом всей дальнейшей жизни. Выбор пал на открытость, открытость стала открытостью изумления перед всем-что-ни-есть. Но открытость в то же время обернулась и открытостью мишени, расстреливаемой остроумием окружения.
Юный Гёте не без срывов прошёл через это испытание, тем более тяжкое, что провокации часто исходили от близких».
Свасьян К.А., Гёте, М., «Мысль», 1989 г., с. 49-52.
Формирование двух и более моделей поведения по И.Л. Викентьеву
