Классификации творческих личностей
Общепринятой классификации творческих личностей, ученых, инноваторов не существует. Но многие Авторы предлагали для этого различные основания...
X
Классификация творческих личностей в зависимости от «присутствия Бога» по Антони Шефтсбери
Антони Шефтсбери классифицировал творцов и их творчество в зависимости от наличия или отсутствия «божественного присутствия». Цитируемое ниже письмо было адресовано им лорду Сомерсу – известному в то время покровителю искусств:
«…вот что достоверно: истинна или ложна материя подобных явлений, симптомы остаются прежними и страсть одинаково бушует в ясновидце. Латинские «лимфатики» - греческие «нимфолепты». Были, как рассказывали тогда, люди, видевшие разных божеств, например сельских богинь, или нимф, которые вызывали у них такие восторги, что поражали их разум. Экстазы эти внешне выражались в дрожании, трясении, дёргании головою, руками и ногами и, как говорит Ливии, в исступленных судорогах и метаниях, в молитвах и прорицаниях по наитию, в пении и во всём подобном.
У всех наций есть такие лимфатики - так или иначе, и во всех церквах, в языческих и в христианских, слышны жалобы на фанатизм одержимых.
Можно было бы думать - древние представляли, что эта болезнь как-то связана с тем, что мы называем бешенством, или водобоязнью. Я не могу решить вполне положительно, было ли у древних лимфатиков обыкновение кусать других, сообщая им своё безумное состояние. Но со времён древних было немало фанатиков, у которых пышным цветом расцветала эта способность передавать другим свой алчный зубовный скрежет. Ибо как только этот кусачий дух впервые появился в религии, так все секты превратились, так сказать, в зубы и когти, и никогда они не получали такого удовольствия, как когда разрывали зубами себе подобных, не ведая ни милости, ни сострадания.
Невинный вид фанатизма распространяется между тем настолько, что, когда одна сторона поражена бывает видением, то у других начинают чесаться руки и желание приобщиться к видимому подогревает огонь в их груди. Поэты - ведь тоже одержимые. […]
Ни один поэт (как я рискнул сказать вашей светлости) не может создать ничего великого в своём искусстве, если не будет воображать себе божественного присутствия или условно принимать таковое, - присутствие Бога возбуждает до известной степени ту страсть, о которой мы говорим.
И даже холодный Лукреций прибегает к помощи вдохновения, когда пишет против этого самого вдохновения, - он вынужден вызывать па свет некое явление природы, природы в божественной форме, которая воодушевляет и сопровождает его в самом деле низведения природы с её высот и лишения её всей видимости мудрости и божественности.
«О благая Венера! Под небом скользящих созвездий
Жизнью ты наполняешь и всё судоносное море
И плодородные земли...
Ибо одна ты в руках своих держишь кормило природы,
И ничего без тебя на божественный свет не родится,
Радости нет без тебя никакой и прелести в мире.
Будь же пособницей мне при создании этой поэмы,
Что о природе вещей я теперь написать собираюсь
Меммия милому сыну...»
Единственный вывод, милорд, который я делаю из всего сказанного, состоит в том, что энтузиазм - вещь могущественная и весьма распространённая, что материя эта заслуживает тонкого суждения, - нет ничего на свете, что труднее было бы узнать во всей полноте и отчётливости, поскольку даже атеизм не является исключением, коль скоро существовали, как замечают некоторые, зараженные энтузиазмом атеисты. Не легко и божественное вдохновение по внешним признакам отличить от энтузиазма.
Ибо вдохновение есть действительное ощущение божественного присутствия, а энтузиазм – ложное.
Но страсть, которую пробуждает то и другое, - весьма схожа. Ибо когда ум поглощён видением и взор свой обращает или на действительный предмет, или же на простой призрак божества, когда видит некое знамение или думает, что видит, и видит нечто такое, что выше человека, - тогда весь ужас его, восторг, смятение, страх, изумление и любая другая страсть безраздельно предаются этому предмету и проявляются во всей своей силе, - ему видится нечто обширное, имманентное или, как говорят художники, такое, что за жизнью. И это и служит основанием для названия «фанатизм», как это слово употреблялось древними в его первоначальном значении - в смысле некоего явления, восхищающего ум.
Наступает некое умопомрачение и беснование, когда воспринятые умом идеи или образы слишком велики для того, чтобы тесный человеческий сосуд мог удерживать их. Так что подобное вдохновение справедливо называть божественным энтузиазмом, - ибо само слово означает близкое присутствие бога и применил его философ, которого самые ранние отцы христианской церкви называли божественным, - он назвал этим словом всё возвышенное, что только может быть в человеческих страстях.
Таким духом наделил он героев, государственных мужей, поэтов, ораторов, музыкантов и даже самих философов. И мы сами не можем не относить к благородному энтузиазму всё великое, что совершается кем-либо из них. Так что почти все из нас знают в чём-то это начало энтузиазма. Но вот в чём состоит великий труд - и единственное средство, с помощью которого мы можем надеяться избежать иллюзии и обмана: знать этот дух энтузиазма должным образом и различать его многообразные виды - как в нас самих, так и в других. Ибо, чтобы судить, Богом ли внушён дух, нам нужно прежде рассудить о своём духе - внушён ли он разумностью и здравым чувством, достаточно ли он беспристрастен, хладнокровен и невозмутим, чтобы вообще быть пригодным для такого суда, свободен ли от предвзятости и предубеждений, от всяких кружащих голову испарений и меланхолического тумана. О том нам нужно знать заранее и о том прежде всего судить, - познать самих себя и дух, каким мы полнимся. После этого мы, быть может, будем судить дух других, постигать их личные достоинства, поверять весомость их свидетельств крепостью их головы. И таким образом мы, возможно, снарядим себя неким противоядием от энтузиазма. А этого лучше всего достигнуть, - так посмел я утверждать, - держась благого расположения духа. Ибо иначе само средство это обернётся болезнью».
Антони Шефтсбери, Письмо об энтузиазме милорду / Эстетические опыты, М., «Искусство», 1975 г., с. 267-270.