Барьеры перед творчеством
Барьеры различной природы, мешающие творческой деятельности
Типовые ошибки мышленияТиповые ошибки мышления, рассуждений
X
Иллюзии мышления по Н.И. Пирогову
«Во-первых, мы судим о наших чувствах и доставляемых ими результатах не иначе как субъективно и индивидуально. Поверка основана только на круговой поруке. Судьями чувственной правды и неправды остаются всё те же чувства. Что сегодня казалось всем неоспоримым по чувственному опыту, то завтра этим же опытом может быть опровергнуто. Есть граница изощрения чувств, и чем более изощряется одно чувство, тем легче ошибка, тем невозможнее поверка его другим чувством. Наконец, как бы чувства мои ни были изощрены и приноровлены, всё-таки для меня останется неразрешенным вопрос: что такое наблюдаемый мною предмет без меня? Я узнаю каждый предмет только по производимому им на меня впечатлению и ощущению. А ощущение без моего «я» для меня немыслимо. Между тем для меня остается несомненным, что каждый исследованный мною предмет может и будет существовать и без меня. Что же он тогда такое? Но сверх этого, очевидно, неразрешимого вопроса сущность вещей - das Ding an und fur sich selbst («Вещь в себе» и для себя самой – Прим. И.Л. Викентьева) - должна быть для нас чем-то другим, а не тем, что передают нам наши чувства, ещё и потому, что все наши чувственные и умственные представления о вещах, как бы эти представления ни были отчётливы и ясны, никогда не дадут нам всестороннего понятия даже о самой внешней стороне исследуемого нами предмета. Да если бы мы могли проникнуть в сущность предметов, хотя бы с одной их чувственной стороны, мы знали бы, что такое сила и что такое материя; а если бы мы могли себе представить вещи как они есть сами по себе, без помощи наших чувств, т.е. не только такими, какими они нам кажутся, то мы поняли бы и тайну творения, и мистерии творчества. Для нас же не только это недостижимо, но и то невозможно, чтобы каждый предмет подвергнуть анализу всех наших чувств; мириады вещей ещё нам неизвестны; мириады останутся навсегда и вовсе неизвестными; а представления наши о тех предметах, которые можно ещё открыть и исследовать искусственным изощрением чувств, как бы они ни казались нам ясными, всё-таки не более как призраки, туманные картины и отголоски, нередко увлекающие ум в непроходимый лабиринт предположений и иллюзий.
Вторая благодетельная для нас иллюзия есть наше непоколебимое убеждение в свободе нашей воли, мысли и совести. Без этого дорогого для нас убеждения нравственная жизнь была бы невозможною, да и проявления физической жизни встречали бы беспрестанно препятствия в нас же самих. Нелегко разубедить себя в том, что я не могу не хотеть, чего желаю, не могу не желать того, что свойственно желать моим душевным и умственным способностям. Мысль моя не может проявляться вне известных и определённых законов мышления, не рискуя превратиться в бессмыслие. Моя совесть требует от меня только того, что я считаю совестным (нравственным); а если поступаю вопреки исповедуемых мною законов совести, то потому, что она сделалась у меня несвободной. Впрочем, можно утверждать только то, что ни воля, ни мысль, ни совесть человека не произвольны, но свободны в границах, определённых известными органическими и психическими законами. Произвол и свобода - конечно, не равнозначащие слова. Так точно не равнозначащи воля и желание. «Я хочу» и «я желаю» - два разных понятия. Но ни желания, ни хотения наши не могут быть произвольными, хотя и кажутся нам такими. Я желаю в эту минуту чего-нибудь, потому что внутренние мои или органические (доставляемые органами) ощущения и все предшествовавшие обстоятельства и условия заставляют меня желать именно этого, а не чего-нибудь другого; я могу переменить мое желание или заставить его молчать, но только когда моя воля ещё не ослабела под игом разных желаний и других ненормальных условий. Воля в нормальном состоянии должна быть всегда сильнее желаний. Воля всегда деятельна и управляет действиями. Поэтому-то я могу желать что-либо доброе и в то же время хотеть делать что-либо худое. Только чисто физические препятствия могут воспрепятствовать действиям сильной или нормальной воли. В ней действительно есть склонность к произволу; но все-таки и воля не может быть непропорциональна по своей силе с органической энергией нашего «я». Я могу желать поднять мою руку, но моя воля и следующее за ней действие ограничены способностью передавать мою волю руке, и если она парализована, то при всем моем желании её поднять деятельного хотения не будет. Мне, может быть, ещё не раз придется в моем Дневнике затрагивать этот жгучий вопрос.
Третья иллюзия нашей психической жизни, не менее благотворная, чем две первые, зависит от непоследовательности нашего ума и фантазии.
Чистый разум, т.е. взятый в отдельности от других психических способностей, конечно, не может быть непоследовательным. Но мы не можем умствовать так, чтобы действовал один чистый разум; умствуя, мы в то же время внимаем, помним, воображаем, желаем и нередко ещё (в практической жизни) волнуемся и увлекаемся тою или другою страстью. Поэтому ум наш, последовательный по принципу, на практике почти всегда непоследователен. И это наше счастье и наше несчастье.
И вот ум наш, в силу присущей ему последовательности, при каждом мировоззрении непременно должен прийти к принятию бесконечного и безграничного, что бы он ни рассматривал: пространство ли, время ли, движение ли, силу, вещество - всегда он должен, наконец, дойти до бесконечности, неограниченности, вечности, хотя и никогда не может составить себе об этих атрибутах какого-либо определённого и ясного понятия. И никакая сила умствующей фантазии не может представить нам какой-либо облик той бесконечности, до пределов которой ум наш доходит роковым образом с присущей ему последовательностью. Это неоспоримое существование бесконечного, беспредельного и вечного начала, до которого наш ум и фантазия роковым образом достигают, рассматривая конечное, ограниченное и временное, не есть один чувству подлежащий факт, но стоит выше всякого факта, ибо оно есть непременный постулат чистого разума, переносимый им же и в область фантазии. Между тем и разум, и умствующая фантазия в практической жизни беспрестанно заняты созерцанием различных видоизменений всего окружающего нас, и эти-то беспрестанные изменения в пространстве, времени, движении, силе и веществе постоянно и противоречат последовательным заключениям чистого разума и заставляют нас везде и во всем нас окружающем находить одно лишь временное, ограниченное и определённое. Вот это и есть иллюзия, приносящая нам счастье и несчастье но вообще более благотворная, потому что она заставляет нас сосредоточивать все наши умственные силы на расследовании изменений, совершающихся вне нас в безграничном пространстве и времени. Без этой вынужденной непоследовательности ума и без этой вносимой ею иллюзии деятельность нашего ума и фантазии терялась бы для нас, погруженная в бесплодное созерцание недоступной бесконечности».
Пирогов Н.И., Вопросы жизни. Дневник старого врача, М., «Книжный Клуб Книговек»; СПб «Северо-Запад», 2010 г., с. 73-76.
