Поэтическая фантазия / воображение и работа следователя по Карелу Чапеку
«Заурядное происшествие: в четыре часа утра на Житной улице автомобиль сбил с ног пьяную старуху и скрылся, развив бешеную скорость. Молодому полицейскому комиссару Мейзлику предстояло отыскать это авто. Как известно, молодые полицейские чиновники относятся к делам очень серьёзно».
Карел Чапек, Поэт / Война с саламандрами: роман, рассказы, апокрифы, сказки, М., «Эксмо», 2008 г., 376.
Свидетели откровенно путаются в показаниях… Полицейский решает допросить поэта…
«- Вы поэт Ярослав Нерад? - спросил Мейзлик. - Вы были очевидцем того, как неизвестный автомобиль сбил Божену Махачкову? - Да, - вздохнул поэт. - Можете вы сказать, какая это была машина? Открытая, закрытая, цвет, количество пассажиров, номер? Поэт усиленно размышлял. - Не знаю, - сказал он. - Я на это не обратил внимания. - Припомните какую-нибудь мелочь, подробность, - настаивал Мейзлик. - Да что вы! - искренне удивился Нерад. - Я никогда не замечаю подробностей. - Что же вы вообще заметили, скажите, пожалуйста? - иронически осведомился Мейзлик. - Так, общее настроение, - неопределённо ответил поэт. Эту, знаете ли, безлюдную улицу... длинную... предрассветную... И женская фигура на земле... Постойте! - вдруг вскочил поэт. - Ведь я написал об этом стихи, когда пришёл домой. Он начал рыться в карманах, извлекая оттуда счета, конверты, измятые клочки бумаги. - Это не то, и эго не то... Ага, вот оно, кажется. – И он погрузился в чтение строчек, написанных на вывернутом наизнанку конверте. - Покажите мне, - вкрадчиво предложил Мейзлик. - Право, это не из лучших моих стихов, - скромничал поэт. - Но, если хотите, я прочту. Закатив глаза, он начал декламировать нараспев:
Дома в строю темнели сквозь ажур,
Рассвет уже играл на мандолине.
Краснела дева
В дальний Сингапур
Вы уносились в гоночной машине.
Повержен в пыль надломленный тюльпан.
Умолкла страсть Безволие...
Забвенье О шея лебедя! О грудь!
О барабан и эти палочки - трагедии знаменье!
- Вот и всё, - сказал поэт. - Извините, что же всё это значит? - спросил Мейзлик. - О чём тут, собственно, речь? - Как о чём? О происшествии с машиной, - удивился поэт. - Разве вам непонятно? - Не совсем, - критически изрек Мейзлик. - Как-то из всего этого я не могу установить, что «июля пятнадцатого дня, в четыре часа утра, на Житной улице автомобиль номер такой-то сбил с ног шестидесятилетнюю нищенку Божену Махачкову, бывшую в нетрезвом виде. Пострадавшая отправлена в городскую больницу и находится в тяжёлом состоянии».
Обо всех этих фактах в ваших стихах, насколько я мог заметить, нет ни слова. Да-с. - Всё это внешние факты, сырая действительность, - сказал поэт, теребя себя за нос. - А поэзия - это внутренняя реальность. Поэзия - это свободные сюрреалистические образы, рождённые в подсознании поэта, понимаете? Это те зрительные и слуховые ассоциации, которыми должен проникнуться читатель. И тогда он поймёт, - укоризненно закончил Нерад. - Скажите пожалуйста! - воскликнул Мейзлик - Ну, ладно, дайте мне этот ваш опус. Спасибо. Итак, что же тут говорится? Гм... «Дома в строю темнели сквозь ажур...» Почему в строю? Объясните-ка это. - Житная улица, - безмятежно сказал поэт. - Два ряда домов. Понимаете? - А почему это не обозначает Национальный проспект? - скептически осведомился Мейзлик. - Потому, что Национальный проспект не такой прямой, - последовал уверенный ответ. - Так, дальше: «Рассвет уже играл на мандолине...» Допустим. «Краснела дева...» Извиняюсь, откуда же здесь дева? - Заря, - лаконически пояснил поэт. - Ах, прошу прощения. «В дальний Сингапур вы уносились в гоночной машине»? - Так, видимо, был воспринят мной тот автомобиль, - объяснил поэт. - Он был гоночный? - Не знаю. Это лишь значит, что он бешено мчался. Словно спешил на край света. - Ага, так. В Сингапур, например? Но почему именно в Сингапур, боже мой? Поэт пожал плечами. - Не знаю, может быть, потому, что там живут малайцы. - А какое отношение имеют к этому малайцы? А? Поэт замялся. - Вероятно, машина была коричневого цвета, - задумчиво произнёс он. - Что-то коричневое там непременно было. Иначе откуда взялся бы Сингапур? - Так, - сказал Мейзлик. - Другие свидетели говорили, что авто было синее, тёмно-красное и чёрное. Кому же верить? - Мне, - сказал поэт. - Мой цвет приятнее для глаза. - «Повержен в пыль надломленный тюльпан», - читал далее Мейзлик. - «Надломленный тюльпан» - это, стало быть, пьяная побирушка? - Не мог же я так о ней написать! - с досадой сказал поэт. - Это была женщина, вот и всё. Понятно? - Ага! А это что: «О шея лебедя, о грудь, о барабан!» - Свободные ассоциации? - Покажите, - сказал, наклоняясь, поэт. - Гм... «О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки»... Что бы всё это значило? - Вот и я то же самое спрашиваю, - не без язвительности заметил полицейский чиновник. - Постойте, - размышлял Нерад. - Что-нибудь подсказало мне эти образы... Скажите, вам не кажется, что двойка похожа на лебединую шею? Взгляните. И он написал карандашом «2». - Ага! - уже не без интереса воскликнул Мейзлик. - Ну, а это: «о грудь»? - Да ведь это цифра три, она состоит из двух округлостей, не так ли? - Остаются барабан и палочки! - взволнованно воскликнул полицейский чиновник. - Барабан и палочки... - размышлял Нерад. - Барабан и палочки... Наверное, это пятерка, а? Смотрите, - он написал цифру 5. - Нижний кружок словно барабан, а над ним палочки. - Так, - сказал Мейзлик, выписывая на листке цифру «235». - Вы уверены, что номер авто был двести тридцать пять? - Номер? Я не заметил никакого номера, - решительно возразил Нерад. - Но что-то такое там было, иначе бы я так не написал. По-моему, это самое удачное место? Как вы думаете?
Через два дня Мейзлик зашёл к Нераду. На этот раз поэт не спал. У него сидела какая-то девица, и он тщетно пытался найти стул, чтобы усадить полицейского чиновника. - Я на минутку, - сказал Мейзлик. - Зашёл только сказать вам, что это действительно было авто номер двести тридцать пять. - Какое авто? - испугался поэт. - «О шея лебедя, о грудь, о барабан и эти палочки!» - одним духом выпалил Мейзлик. - И насчёт Сингапура правильно. Авто было коричневое. - Ага! - вспомнил поэт. - Вот видите, что значит, внутренняя реальность. Хотите, я прочту вам два-три моих стихотворения? Теперь-то вы их поймёте. - В другой раз! - поспешил ответить полицейский чиновник. - Когда у меня опять будет такой случай, ладно?»
Карел Чапек, Поэт / Война с саламандрами: роман, рассказы, апокрифы, сказки, М., «Эксмо», 2008 г., 378-382.
