Отрицание научного метода по Льву Шестову
«Между тем, по-видимому, существуют и всегда существовали ненаучные приемы отыскания истины, которые и приводили, если не к самому познанию, то к его преддверию, но мы так опорочили их современными методологиями, что не смеем и думать о них серьёзно. Ведь просиживали астрологи, алхимики, гадатели, кудесники в течение многих лет целые ночи напролёт наедине со своими думами, - кто дал нам право утверждать, что они попусту убивали время? Они не нашли философского камня?! Но, может быть, и не в камне было дело. Камень только предлог, доступное пониманию не посвященного человека объяснение подозрительного затворничества.
Если бы алхимик или древний гадатель откровенно признался ближним, что его занятия не преследуют общеполезных целей, чем оправдал бы он свою праздность? Им нужно было казаться полезными или, по крайней мере, страшными, чтоб оградить себя от назойливого любопытства и контроля. И они бессознательно или сознательно лгали, то обнадёживая, то пугая людей. Но, несомненно, у них было своё, важное дело, которое имело только один недостаток, - оно было их личным, а не общественным делом. А о личных делах принято молчать... И поразительно! Обыкновенно человек колеблется в своих суждениях по поводу самых незначительных вопросов.
Но у каждого бывали в жизни моменты, когда неизвестно откуда к нему внезапно приходила неслыханная смелость и решительность в суждениях. Вчера ещё робкий и тихий, сегодня он готов один противопоставить своё мнение целому свету и защищать его против всех ныне живущих, против всех, когда-либо живших людей. Спрашивается, откуда эта уверенность и что она значит сама по себе? Обосновать её принятыми способами доказательств нет и не может быть никакой возможности. Если влюблённый решает, что его возлюбленная прекрасней всех женщин в мире и стоит того, чтобы отдать за неё жизнь: если обиженный утверждает, что его обидчик самый низкий человек и заслуживает пытки и казни; если самозванный Колумб убеждает себя, что грезящаяся ему Америка - единственный предмет, достойный внимания, - кто скажет этим людям, что их суждения, никем кроме них не разделяемые, не имеют права называться истинными? Или, точнее, сказать-то им скажут, но кому они поверят? И ради кого они согласятся отречься от своего познания? Ради объективной истины? Т. е. ради удовольствия считать, что вслед за ними все люди повторят их суждения.
Но им этого не нужно. Пусть Дон Кихот с мечом в руке бегает по свету и дерётся с каждым встречным, чтоб доказать красоту своей Дульцинеи или опасность, грозящую от ветряных мельниц и стада баранов. Дон Кихот, а вместе с ним и современные немецкие философы имеют неясное сознание, род предчувствия, что на самом деле они воюют не с рыцарями, а с баранами, не с великанами, а с мельницами и что их идеал в сущности обыкновенная девушка, которая только на то и годится, чтоб пасти свиней, и чтоб заглушить в себе роковые сомнения, они обращаются к мечу, к доказательствам и не успокаиваются до тех пор, пока им не удаётся заткнуть глотки всем людям. Когда они слышат из всех уст похвалы Дульцинее, они говорят себе: да, она действительно прекрасна и никогда не пасла свиней. Когда все удивляются их подвигам в драке с баранами и мельницами, они торжествуют: это не бараны, значит, как могло казаться, а рыцари, не мельницы, а великаны. Это называется доказанными, общеобязательными суждениями: поддержка толпы есть необходимое условие существования современной философии и её рыцарей печального образа. Научная философия ждёт не дождётся нового Сервантеса, который бы положил конец дикому обычаю пролагать посредством доказательств путь истине. Все суждения имеют право на существование, и если уже говорить о привилегиях, то нужно отдать
Предпочтение тем, которые теперь наиболее всего находятся в загоне, т.е. таким, которые не могут быть проверенными и стать, в силу этого, общеобязательными. Раз человек нашёл слова, чтоб выразить своё действительное отношение к миру, он имеет право говорить, и его можно слушать, хотя бы его отношение было единственным в своем роде, не встречавшимся доныне и никогда не имеющим повториться. Проверять его наблюдениями и экспериментами строжайшим образом возбраняется. Если в вас привычка «объективной проверки» настолько убила природную восприимчивость к жизненной правде, что вы уже не полагаетесь ни на своё зрение, ни на свой слух и доверяете только показаниям не зависящих от вашей воли приборов, ну, тогда, конечно, вам ничего не остаётся делать. Держитесь убеждения, что наука есть совершенное знание и обобщайте.
Но если вы сохранили живые глаза и чуткий слух, - бросьте инструменты и приборы, забудьте методологию и научное донкихотство и попытайтесь довериться себе. Что за беда, что вы не добудете общеобязательных суждений и увидите в баранах баранов? Это шаг вперед, может быть. Вы разучитесь смотреть вместе со всеми, но научитесь видеть там, где ещё никто не видел, и не размышлять, а заклинать, вызывать чуждыми для всех словами невиданную красоту и великие силы. Повторяю, недаром астрологи, алхимики и гадатели пренебрегали экспериментальным методом, который, к слову сказать, вовсе не есть изобретение нового времени, а существует столько лет, сколько существует на земле жизнь. И животные экспериментируют, только не сочиняют трактатов по индуктивной логике и не гордятся своим мышлением. Корова, однажды обжёгшая морду в пойле, второй раз подходит осторожнее к корыту. То же самое, только систематически, производит каждый экспериментатор. Но животным часто инстинкт помогает там, где не хватает опыта.
А у нас, у людей, разве достаточно опыта? И разве опыт может дать то, что нам нужнее всего? А раз так, пусть наука, вместе с ремеслом, служит нуждам повседневности, пусть даже философия, тоже жаждущая служить, отыскивает общеобязательные истины. Но за ремеслом, наукой и научной философией есть ещё область знания. Во все времена люди, каждый на свой страх и риск, стремились к ней. Неужели мы, люди XX века, добровольно откажемся от своих суверенных прав и из боязни общественного мнения займемся исключительно добыванием полезных сведений? Или, чтоб не казаться себе обездоленными, примем вместо философского камня современную метафизику, прикрывающую свой страх пред действительностью постулатами, абсолютами и тому подобными на вид трансцендентными выражениями?».
Шестов Лев, Апофеоз беспочвенности: опыт адогматического мышления, Л., «Издательство Ленинградского университета», 1991 г., с. 170-173.
Лев Шестов не приводит примеров решений небанальных проблем с помощью, цитирую «ненаучных приёмов отыскания истины»…
Отрицание как метод психологической защиты
