Открытия в области медицины и гигиены
Одно из 6-ти качеств творческой личности высокого уровня по Г.С. Альтшуллеру
X
Н.М. Амосов, подводя итоги своей профессиональной деятельности хирурга и руководителя медицинского института, написал:
Скажу сразу: счастья не было. Да и смешно ожидать его в семьдесят лет. Несчастий было много. Я честно боролся: отпуска ни в 1983-м, ни в 1984 году не брал, зарплату директорскую не получал, на дачу на казенной машине не ездил. (Скажут: Рисуешься! Пускай! Всегда найдутся, которые скажут; а я уже точно перешёл в тот период, когда работаю без оглядки.)
За полтора года существования института мы сделали 1300 операций сверх максимальной производительности 1982 года. Это на 40 процентов больше. Мы бы сделали и ещё больше, но нет больных, как это ни странно, потому что знаем: они есть.
Пусть врачи на местах подумают об ответственности за жизнь своих пациентов, особенно детей.
Трудно ли быть директором?
Нет, нетрудно. Хотя все директора плачутся: начальники требовательны и несправедливы, подчиненные... скажем деликатно - эгоистичны.
Не знаю. Не испытал этого. Когда в апреле 1983 го да я был вынужден (почти со слезами) согласиться хотя бы на год стать директором, мне было жалко безнадёжно упускаемых возможностей почитать, написать, пофилософствовать, помоделировать, но не страшно.
Теперь о подчинённых и начальниках. Сначала о первых. Решение партии и правительства о трудовых коллективах - большое дело. И все трудности управления облегчает. Гласность, честность, безупречность собственного поведения (относительная, конечно, абсолютной не бывает). А главное - большая цель. И тогда нечего бояться.
В первое же утро собрал всех, кого вместил зал, и сказал примерно так:
- Мы хотели институт? Получили. Нам оказали доверие. Мы должны работать: 3 тысячи операций в 1983 году, 3500 - в 1984-м. Это спасённые жизни. Это реально, хотя очень трудно. (Лечебные штаты нам увеличили на 10 процентов, а научных не добавили.) Мы обязаны это сделать. Наказывать я не буду. (Справка: первый выговор в приказе дал после года директорства, нельзя было иначе.) Буду строго спрашивать, но и Вы должны от всех начальников и от меня требовать работы и честности. Парторганизация и профсоюз должны быть на страже и нелицеприятны. Через неделю было голосование: из 86 у меня было 6 против. Заведующих отделениями оценили в целом благоприятно.
С начальниками было ещё проще: разве кто против большой и честной работы? И все помогают нашему институту. Производство очень выгодное - спасённые человеческие жизни. В декабре 1983 года в Киеве была Всесоюзная конференция по сердечной хирургии. Мы выглядели по количеству операций первыми, по качеству - средне. Юбилей был. Владимир Иванович Бураковский отличную речь обо мне сказал. И другие хорошо говорили.
Приятно было, хотя перед тем я честно сопротивлялся. Ещё и орденом наградили. В день рождения трём больным вшил клапаны. (Трудно удержаться от тщеславия... Или для самоутверждения?..) Но... счастья не было. Смертность снизить не удалось, общее число покойников прибавилось пропорционально операциям. Были всякие осложнения. О них и книга написана, не повторять... В январе пришла на меня анонимка, злая до крайности. Нет, не сильно расстроила, хотя и гадко было. Зачитал её на конференции. И снова устроил голосование: может, я неправильно руковожу, ругаюсь, требую? Оказалось, нет - только трое поставили минусы. Но гибель больных спокойно пережить невозможно. В апреле смертность повысилась, и у меня подряд погибли двое, которые не должны бы. Значит, не могу руководить.
Кончался год, на который обещал быть директором. Принёс министру здравоохранения Анатолию Ефимовичу Романенко заявление. Он сказал, что согласует. Стал ждать. Не оперировал, но директорство вёл - ругался. Думал, чем буду заниматься. Старые дела, что забросил за год, подновил.
Самый трудный вопрос: кого оставить директором? Подобрал двух, хотел проголосовать - выяснить, кого народ хочет. (Тайно, конечно.) Договорился с парторгом. И надо же, в этот день (единственный раз за все лето!) электричка опоздала на два часа. Приехал и застал бунт: говорят - поступаю незаконно. Нельзя. Рассердился: Пусть министр сам назначает кого хочет. С тем и на дачу уехал. (Два лета каждый день ездил. В электричке отлично, оказывается, можно заниматься - два лишних часа для работы.)
Вечером, в девять часов, мы пошли с Чари в лес. Ничего не вижу и не слышу - голова занята неотступными мыслями о главном деле. Тут меня охватил страх. Завтра всё свершится, и уже бесповоротно. Что же ты. Амосов, творишь? Дело до конца не довёл. 3500 операций будет, но смертность же такую оставлять нельзя! И как же можно их, то есть восемь сот моих сотрудников, оставить на полпути, когда ты ещё оперируешь не хуже (по крайней мере) и соображаешь явно лучше? И на что ты собираешься менять главное дело своей жизни?
(Много думал этот месяц, пока заявление лежало у министра. Был эпизод тяжелой аритмии сердца. Не лечился, оперировал, бегал. Но цену своей жизни прикинул: оказалась невысока. Своя невысока, но тысяч больных, особенно детей? Разве их жизнь можно ставить на одну доску с моделями?
Модели Общества - очень интересно, очень. Но ведь это игрушки! Пока не измерено соотношение врождённого и воспитуемого в человеке, пока не поддаются учёту пути и скорость НТР, вероятность этих моделей...
Нужны они? Конечно. Но на разработку десятилетия нужны, а у меня всего ничего. Или возьмём искусственный интеллект: кажется, знаю, как его построить, но технологии нет и я её не изобрету. Хотя мои сотрудники - кибернетики очень продуктивно работают, но ведь им тоже нужны условия и время. Я им необходим уже не для идей, а для пробивания, так это я делаю попутно с директорством. Да и можно ли вообще сравнить реальные тысячи человеческих жизней с абстрактными игрушками? Слава, то есть писание книг, уже не нужна (почти!), интерес к искусству - ослаб... Так на кой чёрт нужен тебе этот остаток жизни?!)
На другой день пришёл я к Анатолию Ефимовичу и отказался уходить с директорства, пока сам не уволит. А было утро пятницы, и конференция ждала, какого директора я им приведу от министра: оцените картину моего возвращения.
С тех пор я работаю на последней финишной прямой. В стороны не смотрю, конец не пугает. Все личные дела и интересы отошли на задний план. Нужно снизить смертность до приличных стандартов, организовать в республике выявление и направление в институт больных с пороками сердца, особенно детей, число операций в имеющихся зданиях довести до четырёх тысяч. И ещё: сделать так, чтобы все моя сотоварищи по институту прониклись этими целями, чтобы работа для них была... хотел написать - в радость, но остановлюсь; не может сердечная хирургия быть безоблачно приятной. Но она жизненно нужна - и это главное.
А надежда на снижение смертности появилась. Иначе бы и послесловие писать не стал. Впрочем, уже бывала в прошлом - надежда....
Амосов Н.М., Книга о счастье и несчастьях, М., Молодая гвардия, 1986 г., с. 283-286.
