«Творческая идеализация», которую я считаю основною тайною человеческого общежития.
Буду говорить о ней же!
Мнение брата о тебе, вера брата в тебя - обязывает тебя и фактически двигает тебя в ту сторону, в которую он тебя идеализирует; но это лишь при условии, что ты любишь брата твоего и фактически тебе дорого быть для него хорошим, - каким он хочет тебя понимать и знать! И тем более, когда он опирается на тебя - такого, каким тебя понимает. Жизнь, построенная на идеализации, вполне противоположна жизни, построенной на искании своего личного. В одном случае человек говорит: «Ты ничем не лучше меня - такое же порочное и маленькое существо, как и я, и поэтому я не хуже и не ниже тебя, и да царствует наше "равенство в правах"»! В другом случае человек говорит: «Ты прекрасен, и добр, и свят, а я хочу быть достойным тебя, и вот я буду забывать всё моё прошлое ради тебя, буду усиливаться дотянуться до тебя, чтобы стать "равным тебе в твоем добре"»!
Вы чувствуете, что в первом случае человек домогается равенства тем, что стаскивает другого с его высоты до своего уровня, принижает его до себя. В другом случае он домогается того же равенства, но тем, что усиливается подняться со своего низа до того высшего, в котором видит другого.
И вы понимаете, что в первом случае дело, по существу, консервативно и мертво, ибо тут человек самоутверждается в своей неподвижности! А во втором - дело в напряжении и росте, в движении вперед, ибо человек уходит от себя и возрастает в высшее!
Вот противоположности «равенства в правах» - мёртвого социалистического и юридического равенства и равенства христианского в высшем достоинстве перед Истиною и Богом!
Часто - чаще, чем думаем, - бывает, что лишь издали порываясь к человеку, домогаясь его, пока он для нас - недоступная святыня, мы любим и идеализируем его, и тогда обладаем этим великим талисманом творческой идеализирующей любви, которая прекрасна для всех: и для любимого, - ибо незаметно влияет на него, - и для тебя самого, - ибо ради неё ты сам делаешься лучше, деятельнее, добрее, талантливее, чем ты есть!
Но вот идеализируемый человек делается для тебя доступным и обыденным. И просто потому, что ты сам плох, обладание любимым, ставшее теперь простым и обыденным делом, роняет для тебя твою святыню, - незаметным образом огонь на жертвеннике гаснет. Идеализация кончается; секрет её творческого влияния уходит вместе с нею.
И ты оказываешься на земле, бескрылым, потерявшим свою святыню - оттого что приблизился слишком близко к ней. Любимый, идеализируемый друг - залог твоего возрастания - делается для тебя «достойным, т. е. заслуженным собеседником». Иерусалим делается всего лишь грязным восточным городом! И из-за его восточной грязи ты более не способен усмотреть в нём его вечной святыни! Прекрасная невеста прекрасного ради неё жениха стала затрапезною женою отупевшего мужа! [...] Потеряв тайну идеализации, мы перестаём усматривать лес за кустами, видим одни эти кусты и близоруко удивляемся, - куда же это девался тот прекрасный лес, который мы так ясно видели, пока смотрели издали! А закрыв свой взор этими ближайшими кустами и сорными травками, мы потом всё более укрепляемся в убеждении, что это мы в самом деле, должно быть, «ошиблись», пока идеализировали издали и нам казался (тот?) прекрасный лес!
А на самом деле Шопенгауэр прав, что первое впечатление всегда наиболее правильное, как бы оно ни заслонялось потом близорукими наслоениями от слишком близкого общения с человеком, когда ты делаешь из него для себя то, чего ты сам стоишь. Первое впечатление - наиболее бескорыстно и потому наиболее объективно!
Но с того момента, как идеализация кончилась так или иначе, дальнейшее сожитие людей становится просто во вред; просто во вред, ибо оно притупляет, угнетает, лишает сил обоих. Ты утерял веру в меня, - с этого момента ты роняешь меня, гнетёшь, отнимаешь у меня способность действия. Лучше разойтись, и как можно скорее!
Вот так-то бывший любящий и любимый ученик становится Иудою Предателем! [...]
Пока видит и приветствует человек в своём ближнем и друге его алтарь, то и в себе живёт преимущественно своим алтарём; а когда в другом начинает замечать задворки, наверное, тогда судит с точки зрения своих собственных задворков и из-за них не видит ничего выше и поучительнее себя самого!
И знаете ли, отчего человек так часто (чаще всего) предпочитает судить ближних со стороны задворков и так скупо и редко идеализирует? Это оттого, что судить с задворков проще и успокоительнее для себя, - это тайное оправдание себя самого и своих задворков: а идеализация другого обязывает и самого того, кто идеализирует, ведёт к труду, к самокритике.
Психологически понятно, что человек усматривает в другом те грехи, которые по опыту знает в себе. Чистый знает и других как чистых. Чистая юность умеет идеализировать, к росту! Приземленная старость, если она не сопряжена с мудростью, теряет широту и щедрость духа, потребную для веры в человека и для его идеализации. И оттого она так оскудевает духом, брюзжит и уже не приветствует более вновь приходящей жизни!
И в науке, и в практической жизни, и в том, как мы подходим друг ко другу, есть такого рода «понимания» и теории, которые облегчают человеку все новое и новое проникание в окружающий опыт и в реальность. Но есть и такие «кажущиеся понимания», которые только заслоняют для человека реальность, действуют как шоры, не дают открытою душою видеть и воспринимать то, что есть перед тобою! Так нередко - тем самым, как мы толкуем и «понимаем» для себя встречного человека, - мы лишь заслоняем его от себя и не можем уже рассмотреть, что он есть и чем может быть в действительности!
Идеализирующая юность, равно как и подлинная мудрость старости, идут в мир и к людям с раскрытою душою и именно поэтому успевают видеть в мире и в людях всё новый и новый смысл, прекрасное многообразие и увлекающую ценность! А брюзжащая, критиканствующая старческая скудость замкнулась душою, перестаёт улавливать то, что есть и вновь приходит в мир, и сама в себе носит причины того, что и мир и люди с некоторого времени кажутся ей скучными и дурными! Из любящего друга Вселенной и людей человек, незаметно и постепенно, может сделаться их клеветником и наветником; и от творческой идеализации их переходит тогда к их убийству словом и делом!
Бога мы понимаем так, что Он всегда, и несмотря ни на что, любит мир и людей и ждёт, что они станут прекрасными и безукоризненными до конца, - и Он всё оживляет и воскрешает. Дьявол-клеветник опорочивает мир и людей, подыскивает на них обвинения, издевается над идеализацией, объявляет её ошибкою и вместе с тем убивает и разрушает! [...]
Но остаётся в силе тот страшный факт, что неосторожным и недостойным приближением к тому, что любишь и идеализируешь, ты можешь утерять любимое и идеализируемое, - постепенно и незаметно можешь превратиться в его клеветника и наветника! Слишком большое сближение для неблагородной души принижает, роняет того, кто издали был творческим идеалом! Слишком большое сближение уронило в глазах Иуды Христа, - иссякло благоговение к тому, кто слишком близок и обыкновенен, иссякла идеализация!
И из друга-ученика человек незаметно превращается в клеветника и предателя! Вот трагедия из трагедий человеческой души! Её необходимо понимать и учитывать в жизни, дабы избежать той же беды для себя!»
Ухтомский А.А., Жизнь с лицом открывшейся красоты и истины / Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939, СПб, «Питер», 2002 г., с. 301-305.
Причины порчи научной школы по Г.С. Альтшуллеру
