«Он настоящее и любовь, ибо он настежь дверь распахнул в белопенную зиму и летний гул, он очистил питье и пищу, в нём прелесть мест мимолетных и несказанная отдыха радость. Он грядущее и любовь, он страсть и мощь, что видятся нам, застывшим средь скуки и злобы, летящими по небу шторма в знаменах восторга.
Он любовь, идеальная мера, открытая вновь, разум внезапный и безупречный, он вечность, круговорот роковой неповторимых свойств. Все наши силы, все наши порывы устремлены к нему, вся наша страсть и весь наш пыл обращены к нему, к тому, кто нам посвятил свою бесконечную жизнь...
Мы помним о нём, и странствует он... И когда поклонение гаснет, звенит, звенит его весть: «Прочь суеверья и дряхлую плоть, затхлость домов и веков. Сдохла эпоха!».
Он не уйдёт и не снизойдет к нам с небес, не искупит ни женского гнева, ни веселья мужчин, ни прочей скверны, ибо это было при нем и когда он был любим.
О, сколько обличий, линий, дыханий, ослепительность совершенства форм и деяний!
О, разум нетленный и бесконечность вселенной!
Тело его! Вожделённое освобождение, волна благодати, слитая с новым неистовством!
Явленье его, явленье его! Страдальцы, простёртые ниц, встают у него на пути.
Его сиянье! Исчезновенье гула страданий и скорби в музыке более мощной.
Поступь его! Шествие неисчислимее древних нашествий.
Он и мы! Гордость куда благодатней милосердия утраченного.
О, мир! О, светлая песнь новых бед!
Он всех нас узнал и всех возлюбил. Сумеем же в эту зимнюю ночь от мыса к мысу, от шквального полюса к развалинам замка, средь людских толп и морских волн, от взгляда к взгляду, уже без чувств и без сил, его призывать, и его различать, и снова терять, и под толщей вод и сквозь пустыни снежных высот идти за ним, за его взором, за его телом, его дыханьем, его сияньем».
Цитируется по: Гарин И.И., Проклятые поэты, М., «Терра – книжный клуб», 2003 г., с. 732-733.