Канон разницы
Приём «единственной разницы» Джона Милля при решении научных задач
Художественная прозаЛитературные произведения о творческих возможностях человека
X
Арчибальд Кронин: Проверка научной гипотезы
«После того как он провёл полное клиническое наблюдение над состоянием лёгких у всех шахтёров его участка и на основании полученных данных составил таблицы, он доказал несомненную склонность к лёгочным заболеваниям у рабочих антрацитовых копей. Например, оказалось, что девяносто процентов его пациентов, больных фиброзом лёгких, работает в антрацитовых копях. Он установил также, что смертность от лёгочных болезней среди старых рабочих антрацитовых копей почти в три раза больше, чем среди шахтёров всех угольных копей. Он составил ряд таблиц, указывающих процент легочных заболеваний у шахтёров различных специальностей.
Затем он задался целью доказать, что кремнезёмная пыль, которую он нашел, исследуя мокроту рабочих, имеется в забоях антрацитовых копей. И он доказал это не только теоретически: продержав в различное время и в различных участках шахты стеклышки, намазанные канадским бальзамом, он получил таким путем данные относительно различных концентраций пыли. Цифры эти резко повышались там, где происходило бурение, и у доменных печей.
Таким образом, Эндрью получил ряд очень интересных уравнений, устанавливающих зависимость между избытком кремнезёмной пыли в воздухе и высоким процентом лёгочных заболеваний. Но это было ещё не всё. Ему нужно было доказать, что пыль эта вредна, что она разрушает ткань лёгких, а не является просто невинным побочным фактором. Надо было провести ряд патологических экспериментов над морскими свинками, изучить действие кремнезёмной пыли на их лёгкие.
Вот тут-то, в самый разгар его воодушевления, начались наиболее серьёзные неприятности. Комната для опытов у него имелась. Достать несколько морских свинок было не трудно, а организовать опыты просто. Но при всей изобретательности своего ума он не был патологом и никогда им быть не мог. Сознание это его сердило и только укрепляло его решимость. Он ругал систему, виновную в том, что приходится работать одному, и заставлял Кристин помогать ему, учил её делать срезы и готовить препараты. Очень скоро она постигла технику этого дела лучше, чем он.
Потом он соорудил очень простую пылевую камеру. Одни свинки в этой камере по несколько часов в день подвергались действию пыли, в то время как другие ему не подвергались вовсе и служили для сравнения. Это была кропотливая работа, требовавшая больше терпения, чем было у Эндрью. Дважды ломался его маленький электрический вентилятор. В самый критический момент опыта он испортил всю контрольную систему, и пришлось начинать всё сначала. Но, несмотря на промахи и задержки, он добился нужных препаратов, показал в них прогрессивные стадии разрушения лёгких и образования фиброза благодаря вдыханию пыли.
Удовлетворенный, он сделал передышку, перестал ворчать на Кристин и в течение нескольких дней вёл себя сносно. Затем его осенила новая идея, и он опять с головой окунулся в работу. Во всех своих исследованиях он исходил из предположения, что к разрушению лёгких ведут механические повреждения их твердыми и острыми кристаллами кремнезёма, попадающими туда при вдыхании пыли в копях. Но теперь ему вдруг пришел в голову вопрос, не кроется ли какое-нибудь химическое воздействие за этим чисто физическим раздражением лёгочной ткани твердыми частицами. Он не был химиком, но эта работа настолько его увлекла, что он не желал признать себя побеждённым. И начал новую серию экспериментов.
Он достал кремнезём в коллоидальном растворе и впрыснул его под кожу одной из свинок. Результатом был нарыв. Оказалось, что такие же нарывы можно вызвать путем впрыскивания водных растворов аморфного кремния, который не вызывал никакого физического раздражения. Эндрью с торжеством убедился, что впрыскивание вещества, вызывающего механическое раздражение, например частиц угля, не даёт нарывов. Значит, кремнезёмная пыль оказывает какое-то химическое действие, разрушая лёгкие.
От возбуждения и неистовой радости он чуть не помешался. Он достиг даже большего, чем рассчитывал. Лихорадочно собирал он данные, суммировал результаты трёхлетней работы. Уже за много месяцев перед тем у него было решено не только опубликовать свои исследования, но и взять их темой для диссертации на звание доктора медицины. Когда работа его, переписанная на машинке, вернулась из Кардиффа, красиво переплетённая в бледно-голубую обложку, он с восторгом перечёл её. Потом в сопровождении Кристин пошёл на почту и отправил её в Лондон.
После этого он впал в беспросветное отчаяние. Он был измучен, ко всему безучастен. Он сознавал яснее, чем когда-либо, что он вовсе не кабинетный учёный, что самая лучшая, самая ценная часть его работы заключалась в первой фазе клинического исследования. Он вспоминал с острым раскаянием, как часто обрушивался на бедную Кристин. Много дней он ходил унылый, ко всему равнодушный. И всё же бывали счастливые мгновения, когда он сознавал, что в конце концов что-то сделал».
Арчибальд Кронин, Цитадель (роман), Нижний Новгород, «Волго-Вятское книжное издательство», 1991 г., с. 166.
Герой романа Эндрью Мэнсон степень доктора получил...
