Нетипичное поведение и эффект «белой вороны» - случай Д.С. Лихачёва

Неагрессивное, но нетипичное (!) поведение обычно вызывают в группе желание  непременно наказать их носителя.

Вот что вспоминает академик Д.С. Лихачёв о своей книге 1952 года:

«Меня самого «прорабатывали» неоднократно. Я никогда не был ни формалистом, ни антипатриотом, ни космополитом, не принадлежал ни к каким «прорабатываемым» течениям.

Найти в моих работах что-либо антисоветское было трудно. И всё-таки я был явно не «свой»: Сталина и Ленина почти не цитировал. На это обратили особое внимание, когда вышла моя книга «Возникновение русской литературы». Заставили написать введение и заключение с соответствующим цитированием «корифея всех наук».

После принятия в сотрудники Сектора Якова Соломоновича Лурье придирки начались самые невероятные. Главным обвинителем неизменно выступал преподаватель филфака университета И.П. Лапицкий, а по историческому факультету, где я преподавал (на филологический меня просто не допускали) - Степанищев, Уродков и Карнатовский».

 Лихачёв Д.С., Избранное: мысли о жизни, истории, культуре, М., «Российский фонд культуры», 2006 г., с. 128.

 

А вот что было позже:

«В «романовские» времена «проработки» получили другие формы. В октябре 1975 г. было назначено мое выступление в актовом зале филфака о «Слове о полку Игореве». Когда за час до выступления я вышел из дверей моей квартиры, на площадке лестницы на меня напал человек среднего роста с явно наклеенными большими чёрными усами («ложная примета») и кулаком ударил меня в солнечное сплетение. Но на мне было новое двубортное пальто из толстого драпа, и удар не возымел надлежащего действия. Тогда неизвестный ударил меня в сердце, но в боковом кармане в папке находился мой доклад (моё сердце защищало «Слово о полку Игореве»), и удар опять оказался неэффективным. Я бросился назад в квартиру и стал звонить в милицию.

Потом спустился вниз, где меня поджидал шофёр (явно из той же организации), и я сам бросился искать нападавшего по ближайшим улицам и закоулкам. Но он, конечно, уже сменил свою спортивную шапочку и содрал наклеенные усы. Я поехал делать доклад... Моё обращение к следователю в милиции имело тот же результат, что и обращение о нападении на мою квартиру в 1976 г.

Это время - 1976 г. - было в Ленинграде временем поджогов квартир диссидентов и левых художников. На майские праздники мы отправились на дачу. Вернувшись, застали в своей квартире разгуливающего милиционера. Окна балконной двери были выбиты. Милиционер просил нас не беспокоиться: он дожидался нашего прихода. Оказалось, что около трёх часов ночи накануне сработала звуковая сигнализация: дом был разбужен ревуном. На лестницу же выскочил только один человек - научный работник, живший под нами, остальные побоялись. Поджигатели (а это были именно они) повесили бак с горючей жидкостью на входную дверь и пытались через резиновый шланг закачать её в квартиру. Но жидкость не шла: щель была слишком узкой. Тогда они стали ломиком расширять её и раскачали входную дверь. Звуковая охрана, о которой они ничего не знали (она была поставлена на фамилию мужа дочери), стала дико выть, и поджигатели бежали, оставив перед дверью и канистру с жидкостью, и жгуты из пластика, которыми пытались залепить щели, чтобы жидкость не вытекала назад, и другие «технические мелочи».

Следствие велось своеобразно: канистра с жидкостью была уничтожена, состав этой жидкости определён не был (мой младший брат-инженер сказал, что по запаху - это смесь керосина и ацетона), отпечатки пальцев (поджигатели убегали, вытирая руки о крашеные стены лестницы) смыли. Дело передавалось из рук в руки, пока, наконец, женщина-следователь благожелательно не сказала: «И не ищите!».

Лихачёв Д.С., Избранное: мысли о жизни, истории, культуре, М., «Российский фонд культуры», 2006 г., с. 132-133.

 

Методы подавления личности по В.В. Михайлову