Работа и творчество любовников: режиссёра и танцовщицы…

«Когда мать увидела Гордона Крэга, она воскликнула: «Уйди, подлый соблазнитель!» Она бешено ревновала меня к нему.

 

Гордон Крэг,  один из самых необыкновенных талантов нашей эпохи, существо, сделанное, как и Шелли, из пламени и молний. Он вдохновлял современное театральное направление, хотя, правда, не принимал активного участия в повседневной жизни сцены. Он оставался в стороне и мечтал, но мечты эти вдохновляли все, что есть прекрасного в современном театре.

Без него у нас не было бы Рейнгардта, Жака Копо, Станиславского. (Утверждение очень спорное… - Прим. И.Л. Викентьева) Без него у нас всё ещё был бы в театре прежний реализм, с шевелящимися на деревьях листами и с дверьми, открывающимися и закрывающимися в домах.

Крэг был блестящим товарищем. Он был одним из редких встреченных мною людей, которые с раннего утра до позднего вечера находились в приподнятом настроении. С первой же чашки утреннего кофе его воображение загоралось и сверкало яркими красками. Пройти по улице вместе с ним было равносильно прогулке с верховным жрецом в древних Фивах.

Вероятно, вследствие своей чрезвычайной близорукости, он часто внезапно останавливался перед каким-нибудь уродливым образцом дома современной практической немецкой архитектуры и, вынув карандаш и блокнот, начинал пояснять, насколько дом красив. Затем он принимался лихорадочно делать набросок, который в законченном виде походил на египетский храм.

Он приходил в дикое возбуждение над каждым встреченным по пути деревом, птицей или ребёнком. Ни одной секунды с ним не бывало скучно. Или он радовался как безумный или впадал в другую крайность, в настроение, когда всё небо, казалось, становилось чёрным и воздух сгущался, как перед бурей. Дух медленно оставлял тело, и в нём не оставалось ничего кроме чёрной тоски.

«К несчастью, с течением времени, эти мрачные настроения посещали его всё чаще и чаще. Почему? Главным образом потому, что в ответ на его возгласы: «Моя работа! Моя работа!», что он повторял очень часто, я спокойно говорила: «Да, конечно, Ваша работа удивительна. Вы - талант, но, знаете ли, существует также и моя школа».

Он ударял кулаком по столу и возражал: «Да, но моя работа так важна», а я замечала: «Безусловно, очень важна. Ваша работа это фон, но на первом плане живое существо, так как душа излучает всё остальное.  Прежде всего моя школа - лучезарное человеческое существо, движущееся в совершенной красоте, а затем Ваша работа - совершенный фон для этого существа».

Эти споры часто кончались грозным, зловещим молчанием. Тогда во мне пробуждалась женщина, пугалась и восклицала: «Милый, неужели я Вас обидела?» - «Обидели? О, нет! Проклятые женщины всегда надоедливы, и Вы также надоедливы, вмешиваясь в мою работу! Работа, моя работа!»

Он выходил, хлопая дверью, и только стук её давал мне понять, как велика происшедшая катастрофа. Я ждала его возвращения и, не дождавшись, бурно рыдала всю ночь. В этом таилась трагедия. Часто повторявшиеся столкновения сделали, в конце концов, жизнь невозможной, лишив её гармонии. Мне было предназначено пробудить в этом таланте огромную любовь и пытаться сочетать продолжение моей работы с его любовью.

Неосуществимая попытка!

После первых недель упоения страстью началась ожесточенная война между гениальностью Гордона Крэга и вдохновением моего искусства».

Айседора Дункан, Моя исповедь, Рига, «Лиесма», 1991 г., с. 148-149.