Боязнь новой теории / разработки по А.А. Любищеву

В 1949 году А.А. Любищев писал в письме своему адресату о новых теориях, ещё не подпадающих под ту или иную известную классификацию:

«Возьмём пример, который я вспомнил со студенческой скамьи. На лекции по физике покойный проф. И.И. Боргман, указывая доводы в пользу превращения элементов, указал на тот факт, что свинец и серебро всегда встречаются совместно, и современная физика принимает, что свинец превращается в серебро. Через некоторое время я прочёл «Собор Парижской богоматери» В. Гюго и с удивлением узнал, что эти факты были известны алхимикам, которые его правильно толковали в смысле генетической связи свинца и серебра. Вот этот факт и оказался именно камнем, который долгое время отвергали строители физики и химии. Его некуда было девать, пока господствовало учение о постоянстве элементов. И мы имеем сейчас такие обширные комплексы фактов, как, например, митогенетические лучи Гурвича или всё учение о гипнозе, которым упорно сопротивляются, потому что в современной физиологии им нет подобающего места. Мне так и сказал один умный физиолог, доктор биологических наук, некто Слоним. Митогенетические лучи чрезвычайно интересны, и я не сомневаюсь в их существовании, но в современной физиологии их некуда девать...

...Я позволю себе постараться внести некоторый общий принцип для квалификации научной ценности фактов. Я не теряю надежды договориться с Вами, так как мы оба отвергаем два крайние принципа:

1) чистый эмпиризм: все точно установленные факты интересны: «один хороший факт может опровергнуть большую теорию»;

2) чистый утилитаризм; только те факты интересны, которые могут быть использованы в практических целях в смысле добывания пищи, одежды и других материальных ценностей.

Мне думается, что ценность факта или системы фактов определяется тремя критериями:

1) степенью достоверности; 
2) высотой того теоретического здания, для построения которого служат данные факты; 
3) ролью, которую данные факты играют в здании.

Железные балки хорошего свинарника более ценны, чем простые плиты в основании величественного памятника. И очень часто мы должны предпочесть более точное, но неверное знание менее точному, но более верному.

Химики после Лавуазье до Кюри придерживались неверного учения о постоянстве элементов, но это неверное учение о постоянстве элементов покоилось на гораздо более точных фактах, чем верное учение алхимиков, и бороться сторонникам верного учения (каким был, например Проут) с неверным учением о постоянстве элементов было не отказом от точности, а наоборот, увеличением точности, и это увеличение точности привело, наконец, на наших глазах к возрождению учения алхимиков на повышенном основании.

И такова судьба всякого честного стремления к уточнению фактов, хотя бы они исходили из ложных предпосылок; они неизбежно со временем приведут к истине, а не к застою. И напротив, избегание точности, стремление ограничиться приблизительным соответствием - верные спутники косности и реакционности в науке».

Цитируется по: Из творческого и эпистолярного наследия А.А. Любищева (в подборке М.Д. Голубовского) в книге: Гранин Д.А., Эта странная жизнь,  Тольятти, Фонд «Духовное наследие»; Центр информационных технологий, 2002 г., с. 237-238.


Боязнь сильных творческих решений (в том числе и своих собственных)