Проблемы / вопросы русской интеллигенции по Андрею Белому
«Вышла замечательная книга «Вехи».
Несколько русских интеллигентов сказали горькие слова о себе, о нас; слова их проникнуты живым огнём и любовью к истине; имена участников сборника гарантируют нас от подозрения видеть в их словах выражение какой бы то ни было провокации; тем не менее, печать уже над ними учинила суд; поднялся скандал в «благородном семействе»: этим судом печать доказала, что она существует не как орган известной политической партии, а как выражение вне партийного целого, подчиняющего стремление к истине идеологическому быту, поднялась инсинуация: «Вехи», де, шаг направо; тут, де, замаскированное черносотенство; печать ответила авторам «Вех» не добросовестным разбором их положений, а военно-полевым расстрелом сборника; тем не менее, «Вехи» читаются интеллигенцией: русская интеллигенция не может не видеть явной правдивости авторов и красноречивой правды о себе самой; но устами своих глашатаев интеллигенция перенесла центр обвинений в себя, как целое, на семь злополучных авторов.
Элемент самогипноза всегда присутствовал в русской интеллигенции; она нрава всегда и во всём: русская революция удалась, русский марксизм не переживает никакого распада, Лавров и Елисеев трезвее Гоголя, Tолстого, Достоевского, никакого Азефа не было - мы во всём правы; а если был Азеф, если русская революция не удалась, если Гоголь, Толстой, Достоевский заблудились в исканиях, - виноваты вы, авторы «Вех» .
Приходится согласиться с Бердяевым, что у апологетов русской интеллигенции парализована любовь к истине. Допустим, что правы голоса апологетов русской интеллигенции, а авторы «Вех» во всём заблуждаются; но, во-первых, интеллигенции, как умственно привилегированное сословие, не нуждается в оправдании; у неё много заслуг перед русским народом: умение жертвовать собой, страдать и не отрекаться от своих идеалов; но тут нет ещё элемента созидания, нет действительности.
Несправедливым судом над «Вехами» русская печать доказала, что она недопустимо пристрастна; авторы «Вех» и не думали вовсе судить интеллигенцию; они указали лишь на то, что препятствует русскому интеллигенту из раба отвлечённых мечтаний о свободе стать её творцом; но, оказывается, авторы «Вех» не имели на это никакого права, несмотря на то, что Булгаков, Бердяев, Струве одни из первых действительно пережили ту идеологию, которая впоследствии стала идеологией чуть ли не всей русской интеллигенции; казалось бы, следовало принять во внимание личности авторов «Вех», чтобы понять, что горькая правда осуждаемых статей - не суд, а призыв к самоуглублению.
Но ни личности авторов, ни призыв к самоуглублению ничего не говорят «военно-полевому суду» от интеллигенции; личности, доводы тут не причём. Глубоко прав С.Н. Булгаков, когда утверждает: «Интеллигенция не хочет допустить, что в личности заключена живая творческая энергия, и остается глуха ко всему, что к этой проблеме приближается...»
Интеллигенция - эта духовная буржуазия - давно осознала себя как класс; остаётся думать, что идеологи её часто бывают ею инспирированы; ведь она пишет себе самой о себе самой; пресса - угодливое зеркало русской интеллигенции; ещё недавно правдивое, теперь, когда лучшие представители её лишены возможности свободно высказаться, зеркало стало зеркалом хамским; реакция и усталость развратили прессу; в негодовании прессы по поводу выхода «Вех» слышатся иногда те же ноты, какие слышатся в негодовании лицемерных развратников при виде наготы; нагота, в которой предстают нам подчас слова авторов «Вех», должна раздражать развратных любителей прикровенного слова: прикровенное слово сперва извратило смысл статей Бердяева, Гершензона, Струве и др., а потом совершило над ним варварскую расправу. […]
И потому-то тысячу раз прав М.О. Гершензон, когда говорит: «Свободны были... наши великие художники, и, естественно, чем подлиннее был талант, тем ненавистнее были ему шоры интеллигентской морали».
Наши художники знали и знают, что надо всей их деятельностью учреждён сыск; добровольные сыщики от общественности и провокаторы прессы, руководимые каким-нибудь Азефом журналистики, освистывают гоголевскую «Женитьбу», чтобы потом встать на защиту этой «Женитьбы» перед больным, умирающим Гоголем; так же впоследствии провокаторы эти под предлогом гоголевского юбилея, не стесняются устроить скандал Брюсову; и развратная пресса рукоплещет скандалу; а общество? В эпоху создания Пушкиным наиболее зрелых своих произведений оно утверждает, что Пушкин уже устарел; в эпоху создания Толстым «Войны и мира» общество холодно относится к мировому художнику.
Интеллигенция ныне возымела к искусству интерес; но интеллигенция совершенно не интеллигентна в вопросах искусства; тем не менее, мнения её - узакониваются лицемерной прессой; всякое же самостоятельное суждение подвергается недолгой расправе; интеллигент, например, читает «Вехи» и чувствует правду; но у него нет мужества сознаться; интеллигент привык к тому, что у него есть идейные приживальщики; эти идейные приживальщики завтра отделают под орех «Вехи» и интеллигент свободней вздохнет; его тревога успокоится…»
Андрей Белый, Правда о русской интеллигенции (по поводу сборника «Вехи»), цитируется по Сборнику: Невостребованные возможности русского духа / Отв. редактор В.Б. Власова, М., ИФ РАН, 1995 г., с. 52-54.
