Бонапарт настойчиво стремился и в армии, и в гражданском ведомстве заместить все наиболее важные должности людьми таланта, сильными умами, les hommes d'esprit, как он любил говорить.
Желание составить свою команду из игроков первой категории оставалось определяющим в формировании Бонапартом правительства, и даже шире того - всей военной и гражданской администрации.
То, что эти первоклассные игроки в какой-то момент захотят оттеснить его самого и выйти на первое место, ни в малой мере не смущало Наполеона. Он был настолько уверен в своих силах, в такой степени убеждён, что он останется впереди любого из соперников и в конце концов каждого из них переиграет, что он смело шёл на риск привлечения в состав правительства и людей, которым он заведомо
не доверял.
Так, после Маренго он стал относиться с недоверием (кстати сказать, обоснованным) к Талейрану и не питал к бывшему епископу Оттенскому никакой личной симпатии. Но он не мог не признать, что Талейран был в высшей мере тем самым homme d'esprit, которых пытался привлечь и объединить вокруг себя Бонапарт. Он не мог не воздавать должное и поразительной работоспособности министра иностранных дел, обладавшего при своей кажущейся немощи железным здоровьем и завидной способностью не спать по две-три ночи подряд, сохраняя полную бодрость духа. […]
… Бонапарт, сохраняя к Фуше постоянное недоверие, принял предложенные услуги и поручил ему не столько почётную, сколько существенную в государственном механизме функцию - руководителя полиции.
Можно не соглашаться со Стефаном Цвейгом, который изображает Фуше своего рода гением - гением зла, но нельзя не признавать, что этот внушавший ужас и отвращение бледный, худой, как бы обескровленный человек был наделён какой-то силой. Его имморализм, его возведенная в принцип беспринципность, презрение к людям, беспощадность - это страшное соединение в одном лице всех пороков делало мрачный талант Фуше по-своему тоже значительным. И Бонапарт к тому яркому созвездию блистательных талантов, которые должны были лишь усиливать его собственное сияние, не колеблясь присоединил и тёмную тень Фуше. […]
… он смело, уверенно, без колебаний выдвигал на первые места людей таланта. Люди ума, люди таланта - вот что нужно для возрождения Франции.
И Бонапарту действительно удалось создать такое правительство, такое государственное, политическое, военное руководство, которое силой и богатством талантов затмевало любое другое из современных ему правительств.
Когда говорят о гениальности Наполеона, о его поразительном, чудодейственном даре, нередко забывают о том, что Бонапарт был не один, что он был лишь первым среди множества ярких талантов, что он шёл вместе с могучей, почти неодолимой когортой людей выдающегося ума, таланта и силы.
Если угодно, гениальность Наполеона Бонапарта прежде всего проявилась в отчётливом понимании того, что истинно великое может быть совершено усилиями не одного человека, а всех разбуженных талантов страны, раскрывших и приумноживших свои дарования в осуществлении большой цели.
Так что же, бонапартистский режим, консульская Франция - это была республика талантов, своего рода Афины девятнадцатого столетия? Или особое государство, где дарования, способности, ум, поощряемые блистательным полководцем и государственным деятелем, были свободны от классовой зависимости, были вне классов или над классами?
Полноте! Кто может, кроме слепых апологетов наполеоновского культа, принимать подобные домыслы всерьёз! Конечно же это было не так.
Если консульство и до какого-то (довольно недолгого) времени империя действительно объединяли и представляли множество талантов в самых различных сферах общественной деятельности, то это отнюдь не потому, что они были вне классов и классовых интересов. Напротив, само это появление одновременно множества по-разному талантливых людей было одним из выражений выхода на общественную арену тогда ещё молодого, восходящего, полного сил класса – буржуазии.
Манфред А.З., Наполеон Бонапарт, Сухуми, Алашара, 1989 г., с. 351-353.