Детство и юность будущего лауреата Нобелевской премии – случаи Фрэнсиса Крика

«… теперь я не сомневаюсь, что моя мама (подобно многим другим матерям) считала, что её старший сын обладает исключительными способностями, и она делала всё, что только было возможно для человека среднего класса с прочным положением, чтобы эти способности развивались.

Ни мать, ни отец никогда в своей жизни не занимались наукой, и, должно быть, с целью откупиться от моих постоянных вопросов об окружающем мире, они купили для меня «Детскую энциклопедию» Артура Ми.

Это было серийное издание, и в каждом следующем номере вперемешку следовали познавательные сведения из области искусства, науки, истории, мифологии и литературы. Я с жадностью читал всё подряд, но именно наука притягивала меня больше всего. На что похожа Вселенная? Что такое атомы? Каким образом вещи растут, увеличиваются в размере? Я поглощал массу объяснений, наслаждаясь неожиданностью всего этого окружающего меня мира. Как замечательно, что столько всего открыто!

Очевидно, именно в этом раннем возрасте я решил, что стану учёным.

Однако я видел перед собой одно препятствие. К тому времени, когда я вырасту - а когда ещё это будет! - всё уже будет открыто.

Когда я поделился своими страхами с матерью, она тут же разуверила меня. «Тебе не о чем переживать, моя радость, - сказала она, - останется ещё много-много всего - для того, чтобы ты это открыл».
К тому времени, когда мне исполнилось лет девять-двенадцать, я созрел для экспериментирования дома, т. к. у меня появился учебник по химии, который, скорее всего, мне купили родители.

Попытка получить искусственный шёлк была неудачной. Я раскладывал взрывчатую смесь по бутылкам и взрывал их, используя электричество, - впечатляющее зрелище, которое, естественно, не могло не вызывать беспокойства у моих родителей. Но мы пришли к компромиссу. Мне разрешили взрывать бутылку при условии, что та будет находиться в наполненном водой ведре.

В школе я получил самую первую свою награду, - за лучшую коллекцию полевых цветов. Поскольку мы тогда жили на самой окраине, а все мои одноклассники в городе, мне удалось собрать гораздо больше видов, чем всем остальным. По этой причине я чувствовал себя немного виноватым, однако положенный мне приз - маленькую книжку о насекомоядных растениях - всё же принял без возражений. Ещё, забавы ради, для своих родителей и друзей я писал и размножал на мимеографе маленький юмористический журнал.

Но несмотря на всё это, я не припоминаю за собой действительно выдающихся поступков или исключительных способностей.

Я был достаточно силён в математике, но сам не вывел ни одной важной теоремы. В общем, я интересовался окружающим миром, отличался логическим суждением и предприимчивостью и всегда был готов к упорной работе, если во мне загорался энтузиазм. Если говорить о недостатках, то мой, пожалуй, заключался в том, что, если мне без всякого труда удавалось уловить основную идею чего-либо, я считал, что уже досконально в этом разбираюсь. […]

Несмотря на то, что многие из религиозных убеждений я нашёл абсурдными (история с Ноевым ковчегом хороший тому пример), я часто оправдывал их, допуская, что изначально они имели определённый рациональный базис. Иногда это приводило меня к совсем недопустимым допущениям. Нам хорошо известно из Книги Бытия, что Бог создал Еву, взяв одно из ребер Адама. Как могло возникнуть такое убеждение? Я, конечно, знал, что в определённых анатомических отношениях мужчины отличаются от женщин. Что же может быть естественнее, подумал я, чем просто допустить, что у мужчины на одно ребро меньше, чем у женщины? Но первобытным людям, зная об этом отличии, ничего не стоило поверить в то, что недостающее ребро было использовано для сотворения Евы. Мне никогда не приходило в голову проверить, соответствует ли фактам эта моя неявная гипотеза. Лишь несколько лет спустя, кажется, студентом, я вскользь заметил своему товарищу, студенту медицинского факультета, что понимаю, почему у женщины на одно ребро больше, чем у мужчины. Вместо того, чтобы согласиться со мной, тот, к моему удивлению, отреагировал очень бурно и спросил, почему я так думаю. Когда же я изложил свои доводы, он чуть не свалился со стула от приступа смеха. Так я узнал, что, если имеешь дело с мифами, не следует быть слишком рациональным. […]


Работая в Адмиралтействе, я водил дружбу с несколькими морскими офицерами, которые, интересуясь наукой, знали о ней ещё меньше, чем я. Однажды я поймал себя на том, что рассказываю им, причем не без энтузиазма, о последних достижениях в разработке антибиотиков - пенициллине и тому подобных вещах. Только вечером того же дня мне пришло в голову, что сам я почти ничего не знаю об этом, если не считать того, что я читал в Penguin Science и других подобных журналах. Я вдруг подумал о том, что, по сути, я не рассказывал им о науке, а болтал о ней.

В тот самый момент на меня снизошло откровение. Я открыл тест болтуна: нас действительно интересует то, о чем мы любим поболтать. Я без промедления начал припоминать содержание моих недавних разговоров и очень скоро обнаружил, что мои интересы сводятся к двум основным вопросам: граница между живым и неживым и работа мозга. Из дальнейшего самоанализа мне стало ясно, что эти темы имеют общую особенность, а именно то, что обе они связаны с проблемами, объяснение которых многие считали неподвластным науке. Без сомнений, неверие в религиозную догму было очень глубокой частью моей натуры.

Я всегда понимал, что жизнь по научным канонам, как и жизнь по религиозным канонам, требует высокой самоотверженности, и что человек не может отдать себя чему бы то ни было, если только он не верит в это со всей страстью.

Этот прогресс очень обрадовал меня. Я, казалось, нащупал тропу через неисчислимые вершины знания и мог теперь представить, пусть не очень четко, куда хочу идти. Однако мне все ещё предстояло решить, которую из двух областей - назовём их сейчас молекулярной биологией и нейробиологией - я должен выбрать. Это оказалось намного легче. Я без труда убедил себя в том, что мое образование пригодится скорее в работе над первой из вышеупомянутых проблем - изучением границы живого и неживого - и я решил, уже без колебаний, что она и будет моим выбором».

Фрэнсис Крик, Безумный поиск: личный взгляд на научное открытие, Москва-Ижевск, «Институт компьютерных исследований, 2004 г., с. 16-17, 19 и 25.