«Странной мне сперва показалась фраза одного очень хорошего человека - лагерного нашего хирурга, вольнонаёмного врача, сделавшего даже карьеру некогда, но спившегося потом и сюда опустившегося, как на жизненное дно.
Он спросил у меня, знакомясь, появились ли уже блатные в нашем только что возникшем отряде. Я чуть удивлённо ответил, что отряд наш - сброд испуганных или хорохорящихся сопляков, и не в лагерь их надо было сдать, а просто высечь в домоуправлении при соседях. Потому что большего наказания ни их преступления, ни их характеры (в смысле грядущей опасности для общества) никак не заслуживали.
Появятся у вас блатные скоро, сказал хирург. Они ведь появляются, как вши, - сами, неизвестно от куда.
Я в ответ усмехнулся недоверчиво.
Через месяц я убедился в полной правоте этого грустного доброго человека. Тут и мелькнула у меня мысль, быстро обросшая мелкими доказательствами, или скорее ощущениями. Я не смогу их описать, просто не умею это делать, так что лучше сразу объясню суть моей сложившейся убеждённости. Кстати, чуть о важном не забыл: выдающаяся сила - тоже вовсе не обязательный для блатного признак. Очень средние, порой даже плюгавые ребята. Раз видел я, как за бараком худосочный мелкий мальчонка бил здорового и рослого парня, тот ему и не думал сопротивляться, только что-то бормотал, прикрывая лицо руками. Некое, значит, право знал избиваемый за этим хлюпиком в чёрном костюме блатного (мужики носят серый - тот же самый материал, но цвет стал знаком касты).
Право силы знали оба, очевидно, никаких других они не понимают прав. Кто же дал право силы хлюпику в чёрном?
Коллектив.
Да, да, да, коллектив, то человеческое единение, о котором веками со сладострастием твердили гуманисты всех мастей и направлений, на него возлагая надежды в построении замечательного светлого будущего. Коллектив. Община. Артель. Мафия, если хочешь. Партия.
А когда я это сообразил, сразу всё стало на свои места. Потому, кстати, с каждым в отдельности блатным очень трудно и странно разговаривать.
Он мужик как мужик (в смысле кастового понятия: мужики - это те, кто не блатные, вся лагерная масса зеков), он ниже среднего - по уму, по развитию, по всему.
Ниже среднего - вот что очень важно, он ничто без своего коллектива. А когда они все вместе - то хозяева.
Очень грустным и очень мерзким оказалось это сплочённое единство, так что только любопытство понукало меня с ними общаться. Западло работать, если ты блатной, и боятся бригадиры их принуждать, но зато не западло им вместе заставлять работать мужиков - кулаками, палками, чем придётся. Как только попросит их об этом бригадир или кто-нибудь из вольного начальства. И в бараке за порядком и послушанием наблюдают очень тщательно блатные, выполняя функции надсмотрщиков и внутренних полицаев, только сами они это не осознают.
Потому что убеждённо полагают, что мужик должен работать и молчать. Почему? Я рискнул это спросить не однажды. Пожимали презрительно плечами. И презрение это поровну относилось к мужику и ко мне, кто спрашивал, потому что я не мог, как видно, сам понять простейшие вещи, а мужик - он позволял с собой такое, потому ведь и мужик он, а не блатной. Большего я добиться не мог, да и не надо большего, мне кажется. Позволял с собой мужик такое и тем самым плодил себе хозяев.
Их немного было в каждом отряде - человек по двадцать, не более. И везде они отдельно жили, лучшую комнату в бараке забирая или как-то ещё отгородившись, если позволяло помещение. Сами они жили семьями, человек по пять в семье, и в каждой был негласно старший, но все семейники друг за друга отвечали, если что случалось. Смысл был и в этой ответственности, и в опоре коллективной, если драка, и в делёжке поровну всего, что удавалось добыть вдобавок к казённой пайке».
Губерман И.М., Прогулки вокруг барака, М., «Глагол», 1993 г., с. 43-44.