Управление регионом, партией, страной…
СоциологияЗакономерности, модели и эффекты и в группах людей от сотен человек и выше
X
Управление регионом, партией, страной…
СоциологияЗакономерности, модели и эффекты и в группах людей от сотен человек и выше
X
«Чтобы понять большевизм, недостаточно знать факты, необходимо также проникнуть в этот новый дух с симпатией и воображением. Главное, что удалось большевикам, - это зажечь надежду или, во всяком случае, многократно усилить, донести до широких слоёв ту надежду, которая прежде теплилась в сердцах немногих. Эта сторона движения воспринимается на расстоянии столь же легко, как и в России, - в первом случае, пожалуй, даже легче, ибо в России наличные обстоятельства мешают видеть далекое будущее. Но мы лишь поверхностно поймём ситуацию в России, если забудем о надежде, которая является движущей силой всего происходящего. Это всё равно, что описывать фиваидский дух, не упоминая о том, что анахореты рассчитывали на вечное блаженство в награду за их жертвы здесь, на земле.
Надежды большевиков я могу разделить не больше чем упования египетских анахоретов; в том и в другом я вижу признаки трагического заблуждения, привносящего в мир столетия темноты и бесполезного насилия.
Принципы Нагорной проповеди восхитительны, но их реальное воздействие на среднего человека весьма отличалось от предполагаемого.
Последователи Христа так и не научились любить своих врагов или подставлять другую щеку. Вместо этого они учились использовать инквизицию и сжигать заживо, рабски подчинять человеческую мысль невежественному и нетерпимому духовенству, умерщвлять искусство и душить науку в течение тысячелетия. Это неизбежный результат не учения как такового, а фанатической веры в него. Надежды, которыми вдохновляется коммунизм, в большинстве своём столь же замечательны, как и надежды, возбуждаемые Нагорной проповедью; однако их придерживаются с таким же фанатизмом, и, похоже, они принесут столь же много зла. […]
В глубине человеческих, инстинктов прячется жестокость, фанатизм же - камуфляж для неё. Фанатики редко бывают подлинно гуманными людьми, и те, кто искренне страшатся жестокости, не сразу решаются принять какое-либо фанатическое вероучение. […]
Наиболее значительные события в мировой политической жизни определяются взаимодействием материальных условий нечеловеческих страстей. Действие страстей на материальные условия опосредуется разумом. И сами страсти могут изменяться отстранённым от них интеллектом, зависящим, в свою очередь, от иных страстей. До сих пор такое изменение осуществлялось совершенно ненаучно, но со временем оно может стать таким же точным, как инженерное проектирование.
Классификация страстей, которая более всего вписывается в политическую теорию, определенно отличается от той, что применяется в психологии.
Мы можем начать с самых необходимых жизненных потребностей: в пище, питье, сексе и (в случае холодного климата) одежде и жилище. Когда этим потребностям что-то угрожает, люди способны пойти на любые действия, любое насилие.
На этих первичных стремлениях основывается множество вторичных. Жажда собственности, фундаментальная политическая значимость которой очевидна, может быть выведена исторически и психологически из инстинкта накопления. Стремление предстать в выгодном свете в глазах окружающих (которое мы можем назвать тщеславием) человек разделяет со многими животными; возможно, оно восходит к феномену брачного ухаживания, но имеет сверх возможного выбора брачного партнёра и другую большую ценность для естественного отбора среди стадных животных. Соперничество и жажда власти, возможно, развились из ревности, они похожи, но не идентичны.
Эти четыре страсти - накопительство, тщеславие, соперничество и жажда власти - являются, помимо основных инстинктов, исходными движущими силами почти всех событий в политике. Их действие усиливается и регулируется стадным инстинктом. Но стадный инстинкт по своей сути не может быть основной движущей силой, поскольку он только заставляет стадо действовать сообща, не определяя, каким будет совместное .действие. Среди людей, как и среди других стадных животных, совместное действие при любых данных обстоятельствах определяется отчасти общими страстями стада, отчасти следованием за лидерами. Искусство политики состоит в том, чтобы заставить последнее превалировать над первым.
Из четырёх перечисленных нами страстей только одна, а именно накопительство, непосредственно связана с отношениями людей к их материальным условиям. Остальные три - тщеславие, соперничество, жажда власти - связаны с общественными отношениями. Я думаю, это и есть источник того, что является ошибочным в марксовой интерпретации истории, молчаливо предполагающей, что в основе всех политических действий лежит накопительство. Несомненно, что многие Люди охотно поставят власть и славу выше богатства; а нации обычно жертвуют богатствами ради того, чтобы занять достойное место среди других. Стремление, к тем или иным формам превосходства является общим почти для всех энергичных людей. Ни одна социальная система, пытающаяся помешать этому стремлению, не может быть устойчивой, поскольку ленивое большинство никогда не сможет быть достойным соперником энергичному меньшинству. Так называемая .добродетель есть ответвление тщеславия: это привычка действовать таким образом, который восхваляется другими.
Действие материальных условий может быть проиллюстрировано утверждением («История древности» Мейера), что четыре великих завоевательных похода были вызваны засухой в Аравии, заставившей кочевников этой страны переместиться в уже заселённые регионы. Следствием этих четырех походов стало возникновение ислама. В этих четырёх случаях первичных потребностей в еде и питье было достаточно для того, чтобы привести события в движение; но поскольку эти потребности можно было удовлетворить только при помощи завоевания, то в очень скором времени на сцену должпы были выйти й четыре вторичные страсти. В завоеваниях современного индустриализма вторичные страсти являлись почти всецело доминирующими, так как их носители могли не бояться голода или жажды. Именно сила тщеславия и жажда власти крепят надежду на индустриальное будущее Советской России, так как они позволяют коммунистическому государству пользоваться услугами людей, чьи способности могли бы дать им огромное богатство в капиталистическом обществе.
Интеллект в корне изменяет действие материальных условий. Когда была открыта Америка, люди хотели только серебра и золота; в результате в первую очередь были заселены вовсе не те ее районы, которые считаются наиболее прибыльными сегодня. Бессемеровский процесс создал сталелитейную и металлургическую промышленность Германии; изобретения, нуждающиеся в нефти, создали спрос на этот предмет потребления, являющийся одним из главных факторов в международной политике.
Интеллект, оказывающий столь существенное влияние на политику, не политический сам по себе, а научный и технический: это тот тип знания, который может заставить природу служить человеку. Вольфрам не стоил ничего, пока не было обнаружено; что он применим в производстве гильз и электрических ламп, и теперь люди будут убивать друг друга, если понадобится заполучить вольфрам. Научное знание является причиной такой перемены.
Прогресс или регресс в мире зависят, вообще говоря, от баланса между накопительством и соперничеством. Первое ведёт к прогрессу, последнее к регрессу. Когда интеллект находит более эффективные методы производства, они могут быть использованы либо для увеличения общей массы товаров. Либо для перераспределения трудовых ресурсов общества в целях, подавления своих соперников.
Со времен падения Наполеона до 1914 г. в целом превалировало накопительство; в последние шесть лет преобладал инстинкт соперничества. Научный интеллект позволяет использовать этот инстинкт более успешно, чём это возможно у слаборазвитых народов, поскольку высвобождает -больше людей из производства предметов первой необходимости. Возможно, научный интеллект со временем достигнет такого уровня, что даст возможность соперничеству уничтожить весь человеческий род. Это будет самый надёжный способ положить конец войнам.
Для тех, кому не нравится этот метод, существует другой: изучение научной психологии и физиологии. Физиологические причины эмоций начали становиться известными благодаря исследованиям таких учёных, как Кеннон («Изменения в организме при боли, голоде, страхе и ярости»). Со временем, может быть, станет возможным полностью изменить эмоциональное состояние населения, прибегнув к физиологическим средствам. Тогда правители будут использовать эту возможность по своему усмотрению. Успех придёт к тому государству, которое найдёт способ активизировать воинственность населения для ведения войны с внешним врагом и сумеет не допустить внутренних конфликтов.
Нет такого метода, которым можно было бы заставить власть имущих желать человечеству добра, поэтому нет резона предполагать, будто способность изменять эмоциональное состояние людей может обеспечить прогресс».
Бертран Рассел, Практика и теория большевизма, М., «Наука», 1991 г., с. 9-10 и 73-76.