Склонность к музыкальной импровизации Джоржа Гершвина

«Первым учителем Джорджа была некая мисс Грин, которая, получая пятьдесят центов за урок, твёрдо вела его сквозь премудрости этюдов Бейера. С самого начала Джордж проявил неслыханное для него усердие и рвение. Теперь его видели только за фортепиано, иногда он занимался, но чаще импровизировал и сочинял. Он инстинктивно догадывался, что на уроках мисс Грин, формальных и неинтересных, он не найдёт того, к чему так настойчиво и нетерпеливо стремился в своем желании постичь тайны музыки».

Дейвид Юэн, Джордж Гершвин: путь к славе, М., «Музыка», 1989 г., с. 29.

 

«Его интерес скорее к популярной, нежели к серьёзной музыке, имел значение для первых самостоятельных шагов на композиторском поприще. Это говорит о том, что с самого начала ему было ясно, какой путь он изберет. И как ни старался Хамбитцер посадить Джорджа на строгую «классическую диету», соблазн «попробовать свои излюбленные сочинения и ароматные блюда»  оказывался сильнее. В своём письме к сестре, в котором Хамбитцер назвал Джорджа «гением», у него есть любопытное высказывание: «Он хочет заниматься всей этой современной штуковиной, джазом и прочим. Но я пока ему этого не разрешаю. Сначала я должен убедиться, что он хорошо усвоил основы классической музыки».

Дейвид Юэн, Джордж Гершвин: путь к славе, М., «Музыка», 1989 г., с. 33.

 

И, уже во взрослом возрасте:

«Чрезвычайно одарённый пианист, Гершвин обладал к тому же замечательным талантом импровизатора. Генри Кауэлл, некогда преподававший Гершвину теорию контрапункта, писал мне: «На рояле он импровизировал с такой уверенной легкостью, что казалось, он разыгрывал разученную по нотам пьесу». Каждое его исполнение отличалось от предыдущего. Он мог начать с одной из своих песен, затем подхватить мелодию другой. «Он вытягивал какую-нибудь прекрасную мелодию из клавиатуры, как золотую нить, - писал Рубен Мамулян, - затем он как бы заигрывал с нею, видоизменяя и жонглируя, пробуя на вкус, с неподражаемым озорством лепя причудливые узоры, связывая её в узлы, чтобы затем развязать их и, наконец, швырял её в поток постоянно меняющихся ритмов и голосов». Его ритмы обладали всесокрушающий мощью бульдозера.
Временами берущий за душу лиризм приобретал плавность и трепетность балетного танца. По мере нарастания внутренней энергии его воображение вырывалось на просторы безграничной свободы. В аккомпанементе возникали новые гармонические краски, затем появлялся знакомый канонический пассаж, чтобы тут же уступить место изобретательному контрапункту, благодаря которому тема начинает приобретать новое звучание. Неожиданная модуляция - и мелодия в правой руке меняет курс, уносясь к новым берегам. Тут же возникают новые музыкальные идеи, которые растут и видоизменяются подобно живому организму.
Это уже не просто исполнение, это акт творчества, созидания. «В то время как я наблюдал за его игрой, - сказал Кусевицкий, - я  поймал себя на мысли о том, что все происходящее больше походит на сон, чем на земную явь. Магическое очарование этого необыкновенного человека слишком велико, чтобы быть реальностью».
Когда Гершвин за роялем, он сам становится частью музыки. Если он играет ритмически сдержанную танцевальную мелодию, в этом процессе участвует все его тело. Особенно выразительно его лицо.
Он приходит в состояние такого блаженства, как если бы внезапно он стал публикой, внимающей его игре. Об этом хорошо сказал Мамулян: «Для Джорджа быть за роялем значит быть счастливым... в такие моменты он похож на весёлого колдуна на шабаше ведьм».

Дейвид Юэн, Джордж Гершвин: путь к славе, М., «Музыка», 1989 г., с. 186.