Ориентир работы - высокие эталоны / критерии
Постоянный и профессиональный тренингПостоянный тренинг для поддержания своей формы
Приемы самооценки творчестваПриемы самооценки творческой деятельности
X
Каждому теперь понятно, сколь высоко должно быть развито искусство думать рационально, не теряя драгоценных секунд на всякие повторы, отклонения, ненужные рассуждения. Всё должно быть конкретно, связано только с ходами, вариантами. Легко понять, какую исступлённую работу нужно ему каждодневно проводить для того, чтобы отработать вот эту чисто механическую, машинную точность мозга. Возможно, что некоторым шахматистам этот дар даётся природой, иные приобретают его естественным путем, во время глубокого увлечения шахматами, играя многочисленные партии блиц, так называемые пятиминутки. Но чаще всего шахматисту приходится вырабатывать эти важнейшие качества мозга соответствующими упражнениями.
Как течёт мысль человека, играющего турнирную партию? Поясним это лучше всего на конкретном примере. Шахматист думает над своим очередным ходом. Опыт и знания, пусть даже небольшие (это зависит от квалификации) говорят ему: здесь нужно делать ход конём или ход ладьёй. Какой из них лучше? Узнать это можно, заглянув немного вперёд, в будущее течение партии. Для этого производится так называемый расчёт вариантов.
Допустим, наш шахматист сначала рассматривает ход конём. Ему сразу же становится ясным - помогает опыт, - что у противника на этот ход есть три ответа. Нужно все их рассмотреть, рассчитать варианты, связанные с каждым из трёх ходов. Но как, в каком порядке? Вот тут-то и может помешать недисциплинированность мозга.
Гроссмейстер высокой квалификации сначала будет рассчитывать все варианты, связанные с одним лишь ходом. И только тогда, когда ему всё станет ясным, перейдёт к другому, отбросив первый навсегда! Никогда он не станет возвращаться ещё раз к тому варианту, который только что мысленно пробежал. Аналогично он разберёт варианты, связанные со вторым ходом, покончив с ним, возьмётся за третий ход и так далее.
Если мы изобразим все разобранные в партии ходы и варианты графически, то у нас получится рисунок, похожий на ветвистое дерево: ствол этого дерева - наш первый ход конём, основной ход, а дальше в виде многочисленных веточек пойдут все рассчитанные нами варианты. Размер, широта этого дерева зависят и от сложности позиции и от способности шахматиста, а также от того, сколько времени он затратил на расчет. Главный признак мастерства шахматиста - умение пробегать по этим веточкам вариантного дерева по одному разу.
Никаких повторений! Подробно рассмотренный только что взгляд на процесс шахматного мышления описан в соответствующих книгах, однако читатель уже понял, что в какой-то мере эту систематизацию работы мозга, методы тренировки его можно перенести из области шахмат в любую область науки, производственной деятельности. Мы ведь думаем не только за шахматной доской. Давайте же попробуем дисциплинировать и сделать логически стройным наше мышление. Методы совершенствования работы мозга для каждой специальности, понятно, будут различными. - Что с ним происходит? - опасливо спрашивали друг друга мои родные и знакомые. - Целыми днями сам с собой играет.
Однако они вскоре привыкли к этому не совсем обычному виду шахматной тренировки. Приступая к занятиям, я брал самую сложную из известных мне партий мастеров, напечатанную в журнале, проанализированную и снабжённую комментариями хорошего шахматного специалиста. Восстановив на доске критическое положение, я давал сам себе задачу: рассчитать все возможные варианты в данной позиции в течение получаса. Рядом с доской ставил шахматные часы и думал по тому методу, который описал выше. Вначале я путался, потом мой мозг становился послушнее. Когда истекало полчаса, я сравнивал, что видел в данном положении я и что видел мастер, комментировавший партию. Вначале перевес был явно на стороне мастера, потом я стал «сокращать разрыв».
Впоследствии наступил новый этап - я принялся уменьшать время, установленное мною самим для обдумывания вариантов. Постепенно научился считать варианты не только систематично, но и быстро, точно. Аналогично шлифовались и другие стороны шахматного мастерства: в моей игре постепенно появлялось всё больше изобретательности, полёта фантазии. Мне теперь удавалось отыскивать в тайниках позиций такие возможности, о которых я ранее даже не предполагал. Особенную роль в этом сыграл разбор партий великих шахматных фантастов - русских гениев Михаила Чигорина и Александра Алёхина.
О творческом прыжке моём, проделанном за тот год, говорит такой факт. Мастер Николай Рюмин - один из талантливейших наших шахматистов, к сожалению, рано погибший от туберкулеза, строго следил за нашей игрой, вовремя критикуя и подбадривая молодых шахматистов. В 1937 году, например, мне от него здорово доставалось. «Сухая игра, полное отсутствие выдумки, фантазии». А года через полтора тот же Рюмин уже писал о «смелой, комбинированной игре» в моих партиях. Начиная с 1934 года в течение четырёх лет я не мог перешагнуть мастерский рубеж, а после проведённой «ревизии» в первом же турнире-полуфинале XI чемпионата СССР в Киеве 1938 года я с запасом перевыполнил мастерскую норму».
Котов А.А., Мастерство, М., «Советская Россия», 1975 г., с. 59-65.
