Проект индустриального общества по Сен-Симону

«Революция обошлась с ним странным образом. С одной стороны, он как следует поучаствовал в спекуляциях церковными землями и сколотил приличное состояние; с другой - увлечённость грандиозным образовательным проектом привела его к сотрудничеству с иностранцами, что повлекло за собой общественное порицание и помещение под опеку. Он сбежал, а затем в истинно благородном и романтическом порыве сдался, узнав, что владелец постоялого двора был несправедливо обвинен в пособничестве его побегу.

На этот раз он угодил прямиком в тюрьму. Но именно в камере ему явилось откровение, которого он ждал всю свою жизнь. Откровение, как оно часто бывает, посетило графа во сне. Он сам описывает случившееся следующим образом:

«В самый жестокий период революции я провёл одну ночь в тюрьме в Люксембурге, и во сне ко мне пришёл Карл Великий и сказал: «Сначала времен ещё ни один род не удостаивался чести дать миру знаменитого героя и великого мыслителя. Эта честь достанется моему дому. Сын мой, твои успехи на философском поприще не померкнут на фоне моих подвигов как солдата и государственного деятеля...»

О большем Сен-Симон не мог и мечтать. Он выбрался из тюрьмы и начал тратить накопленные деньги на собственное образование.

Этот человек желал узнать всё, что только можно было знать, - он поглощал труды учёных, экономистов, философов, политиков. Он пригласил к себе домой знатоков со всей Франции и оплачивал их труды, в то время как те постоянно спрашивали себя, может ли Сен-Симон объять доступное человечеству знание, ничего не упустив.

Эта попытка была в высшей степени необычным предприятием. В какой-то момент, придя к выводу, что он недостаточно хорошо разбирается в тонкостях семейной жизни, чтобы продвинуться в изучении общественных наук, он женился, заключив трёхлетний брачный контракт. Он целый год выносил болтовню супруги и нашествия голодных гостей, но потом решил, что у брака как общественного института есть свои недостатки. Поэтому он вознамерился добиться руки самой блестящей дамы Европы, мадам де Сталь; по его мнению, то была единственная женщина, способная понять его планы. Они даже встретились, но опыт получился неудачным: она не отказала ему в наличии разнообразных устремлений, но при этом не посчитала Сен-Симона величайшим философом на земле. По этой или иной причине, его энтузиазм также иссяк.

Погоня за знанием, конечно, была полезным занятием, но привела к полному разорению.  Следствием беспечности стали колоссальные расходы, да и брак обошёлся ему на удивление дорого. Поначалу он был вынужден здорово сократить расходы, а затем стал просто-напросто нищим. Сен-Симону пришлось наняться на работу переписчиком в ломбард и отдаться на милость бывшего слуги, который теперь давал ему кров. И всё это время он писал, с ожесточением исторгая нескончаемый поток трактатов, наблюдений, петиций и очерков жизни общества. Он отсылал свои работы влиятельным людям, снабжая их жалостливыми приписками, вроде такой:

«Месье! Я умираю от голода, будьте моим спасителем... Уже две недели я живу на хлебе и воде... и продал все, кроме одежды, дабы напечатать свои работы. Именно страсть к знанию и забота о процветании общества, желание отыскать мирные способы разрешения кризиса, охватившего всю Европу, и довели меня до такого печального состояния...»

Желающих помочь не нашлось. Хотя к тому времени семья назначила ему небольшую пенсию, в 1823 году он от отчаяния стрелялся. Похоже, ему не было суждено сделать хоть что-то как следует. Он остался жив, но лишился одного глаза. Он протянул ещё два года в болезнях и нищете, преданный идеалам и гордый прожитой жизнью. Почувствовав приближение конца, он собрал сторонников, и сказал: «Запомните: великие дела можно творить лишь с холодной головой!»

Что же совершил он сам, почему придал своим последним часам столько пафоса? Очень странную вещь: Сен-Симон основал новую религию - индустриальную. Он достиг подобного успеха не благодаря своим книгами - пусть и увесистым, но непопулярным, - публичным выступлениям или «великим делам».

Этому человеку удалось создать сильную организацию, сплотить вокруг себя верных последователей и внушить им свое видение нового общества. То была странная религия, беспорядочная, основанная на множестве мифов, и удивляться этому вряд ли стоит, так как лежавшие в её основе идеи были не очень надежным фундаментом. Она не задумывалась как религия - хотя после смерти основателя на свет появилась сенсимонистская церковь с храмами во Франции, Германии и Англии. Скорее её имеет смысл сравнивать с орденом или братством; ученики философа носили синие одежды и называли друг друга «отцами» и «сыновьями». В качестве дани уважения основателю они наряжались в особенные застегивающиеся сзади жилеты, которые нельзя было снять или надеть без чужой помощи - что подчёркивало зависимость любого человека от своих собратьев. Впрочем, совсем скоро церковь выродилась в обычный культ; поздние сенсимонисты создали свой собственный моральный кодекс, частями состоявший из аккуратно завуалированных непристойностей.

Содержание проповедей Сен-Симона вряд ли шокирует современного слушателя. Он провозглашал, что «человек должен работать», чтобы разделять с остальными производимые обществом блага.

 «Предположим, - писал Сен-Симон, - Франция внезапно лишится полсотни своих лучших физиков, полсотни лучших химиков, полсотни лучших врачей... математиков... инженеров...» Этот список продолжался и включал в себя 3 тысячи мыслителей людей искусства и ремесленников - в чем Сен-Симона нельзя было упрекнуть, так это в сухости изложения. Каков же будет итог? Случится катастрофа; которая лишит Францию её души.

А теперь, писал Сен-Симон, представьте, что вместо кучки умельцев, страна одним махом потеряет все сливки общества: исчезнет М., брат короля, а с ним и герцог Берри, несколько герцогинь, офицеры королевской "гвардии, министры, судьи и 10 тысяч богатейших землевладельцев - всего 30 тысяч человек. Результат? Печальный, утверждал Сен-Симон, ведь всё это прекрасные люди, но потери будут скорее личного характера - страна вряд ли пострадает.

Выполнять функции этих людей, украшающих собой общество, может бесчисленное количество сограждан. Итак, вывод ясен. Именно индустриалы, трудящиеся всех видов и уровней, а вовсе не бездельники, заслуживают наибольшего поощрения со стороны общества. Но что же мы обнаруживаем в реальности? В силу страшной несправедливости происходит нечто обратное: почти всё получают те, кто ничего не делает.

Сен-Симон предложил выпрямить пирамиду. По сути, наше общество напоминает гигантскую фабрику, а значит, фабричный принцип организации производства должен быть доведён до логического завершения. Правительство должно быть не политической единицей, а экономической, то есть управлять делами, а не приказывать. Вознаграждать надо пропорционально полезности для общества, и тогда деньги пойдут активным работникам заводов и фабрик, а не ленивым наблюдателям. Сен-Симон призывает не к революции и даже не к социализму в нашем понимании слова. Его проповеди - одновременно и панегирик индустриальному способу организации жизни и протест против общества, где сторонним наблюдателям достается большая часть производимого продукта».

Роберт  Хайлбронер, Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи,  М., «Колибри», 2008 г., с. 147-152.