О детстве Альфреда Хичкока:
«... Маленький толстый мальчик молчалив, малоподвижен. («Я был спокойным, степенным ребёнком», - заметил Хичкок французскому журналу «Экспресс»). Никто не знает, о чём он часами думает, забившись в угол. Никто не знает, что, глядя на ящики из-под фруктов с импортными этикетками в лавке своего отца, он мечтает о далёких странах; что под подушкой шестилетний ребенок прячет учебник географии.
Никто в его семье не понял, почему однажды он сбежал из дому, сел в автобус и проехал несколько раз весь маршрут. Никто бы не поверил, что в это время мысленно он ехал по Восточной железной дороге, шепча себе под нос названия всех станций от Москвы до Владивостока.
Родителям это показалось только непослушанием и упрямством. Его в семье все считали маленьким упрямцем. Отец не желал терпеть столь раннюю независимость. Однажды он послал шестилетнего сына в отделение полиции с запиской. Мальчик передал сержанту записку, и тот запер его на полчаса в камере. Так и кажется, будто эта сцена тоже описана в одном из романов Диккенса. В таком роде, скажем: ««Я принес Вам записку, сэр», - сказал Альфред так громко и бодро, как только мог в данных обстоятельствах. «Что такое?!» - громовым голосом воскликнул дородный полицейский, кажется, колеблясь между естественным желанием вышвырнуть маленького нахала за дверь и любопытством прочесть записку, зажатую в его руке, но постепенно склоняясь в сторону последнего побуждения.
«Мальчик,- сказал полицейский, прочтя записку, - полагаю, тебе известно, что ты гадкий, непослушный, упрямый мальчик?» - «Да, сэр, известно», - ответил Альфред, дрожа. «Надеюсь, что так! - грозно промолвил полицейский. - Видел ли ты когда-нибудь тюремную камеру, куда мы заключаем таких непослушных, гадких мальчиков?»
... Уже выходя из камеры, где он оставил Альфреда, полицейский спросил: «О чем ты плачешь?» И в самом деле, очень странно, о чём мог плакать этот мальчик?»
Когда один американский режиссер задал Альфреду Хичкоку вопрос: «Имел ли эпизод с пребыванием в тюремной камере какое-нибудь влияние на ваше дальнейшее развитие?», тот ответил: «Психиатры говорят, будто бы для того, чтобы освободиться от какого-то чувства, надо найти его истоки. Но воспоминание об этом эпизоде моего детства не избавило меня до сих пор от страха перед полицией».
Страх... Его культивировали в мальчике и дальше. В восьмилетнем возрасте Альфред Хичкок был помещён в иезуитский колледж святого Игнатия, где он пробыл шесть лет.
О том, в какой степени этот колледж походил на описанную Диккенсом в «Приключениях Николса Никлби» школу мистера Сквирса, где «все молодые и здоровые чувства мальчиков были придушены кнутом», можно судить, прочитав воспоминания Хичкока о годах, проведённых в колледже:
«Иезуитский колледж... Там я научился чувствовать одно - страх. Моральный страх - боязнь дьявола. Боязнь всего плохого. И ещё - физический страх. Я был травмирован физическими наказаниями. Уже там во мне появилось чувство драматизма. В колледже наказывали кнутом. Иезуиты до сих пор еще применяют его, я думаю. Он был сделан из толстой резины. Им не просто так били, нет. А по приговору, который приводили в исполнение.
Каждый день вы отчитывались в своем поведении священнику. Священник торжественно записывал в журнал причитающуюся вам меру наказания. В течение всего дня мы ждали этого часа.
Я помню, как мальчики поджидали около двери священника, когда выйдет очередной «преступник», чтобы увидеть по его лицу, какая мера наказания ему назначена. Это напоминало парижскую толпу времен Французской революции, жадно и трусливо ждущую, когда же опустится нож гильотины. Может быть, я слишком много надумываю. В школе все считали меня неисправимым фантазером. Но мне кажется, что мой всегдашний страх перед дурным поступком и его последствиями, а также стремление к отвлечениям, фантазиям - остались у меня как след той поры».
Не потому ли Хичкок-режиссёр и стал впоследствии «мастером ужасов», что сам испытал мучительность страха? Не оттого ли он с юности начал жадно глотать детективные романы и внимательно читать отдел «уголовной хроники» в «Дейли телеграф», что он при этом вспоминал, как сам не раз чувствовал себя преступником, ожидающим своей «гильотины»? Во всяком случае, если уж искать жизненных обоснований и корней специфической направленности его творчества, то их можно обнаружить только в детских годах Хичкока, потому что вся его дальнейшая жизнь от юности до старости текла исключительно гладко и благополучно, не знала ни внешних, ни - по видимости - внутренних конфликтов и потрясений.
Окончив колледж, четырнадцатилетний Хичкок поступил в так называемую «инженерно-навигационную» школу, где он увлекался теоретической механикой и много занимался черчением. После окончания этой школы семнадцатилетний Хичкок вынужден уже зарабатывать себе на жизнь, и он поступает в телеграфное агентство Хенли в качестве оформителя рекламы. Одновременно он посещает занятия по рисунку на факультете изящных искусств в Лондонском университете.
Но уже тогда не графика и не живопись больше всего привлекали молодого Хичкока. Он буквально заболел кинематографом, не пропускал ни одного фильма, смотрел все без разбору, но вскоре определил для себя пристрастие к американской школе немого кино. […]
Как-то раз в одном из таких журналов Хичкок прочёл объявление, которое решило его судьбу. В объявлении было сказано, что открывшийся в Лондоне филиал американской кинофирмы «Парамаунт» приступил к экранизации современного английского романа».
Жежеленко М.Л., Рогинский Б.А., Мир Альфреда Хичкока, М., «Новое литературное обозрение», 2006 г., с. 11-13.