… склонность к лицедейству унаследована мной от отца.
Его импровизаторский актёрский дар был бесспорен, притом что к театру он относился как к пустой забаве. Думаю, этот дар не угас в нём лишь потому, что известная степень актёрства требовалась, как ни парадоксально, самой его профессией. Он должен был завлекать своих клиентов, а иногда и отвлекать их от сути дела, отвечая на прямо поставленный вопрос какой-нибудь притчей, каким-нибудь анекдотом. В этом смысле профессиональной можно было назвать и его жестикуляцию, и вообще способность менять манеру поведения в зависимости от предлагаемых обстоятельств.
Когда отец бывал в настроении, он рассказывал нам - весьма выразительно, артистично - множество разнообразных баек, исполненных сочного, хотя и грубоватого, юмора. Правда и выдумка перемешивались в них так искусно, что никогда нельзя было с уверенностью определить, что же здесь принадлежит реальному жизненному опыту отца, а что является сочинительством.
Иногда он любил, чтобы домашние устраивали ему своеобразный экзамен: мы указывали на какой-нибудь предмет в комнате, и он тут же начинал импровизировать связанную с этим предметом забавную историю, якобы (а может быть, и в самом деле) происшедшую с ним или с кем-нибудь из его знакомых. Скажешь карандаш, он - о карандаше, скажешь комод - о комоде.
Эти театрализованные миниатюры отличались такой выстроенностью, законченностью, словно их сюжет и форма обдумывались загодя. Хотя, наверное, если бы кто-нибудь об этом сказал отцу, он не только не оценил бы такого комплимента, но ещё и высмеял бы человека, обращающего внимание на всякую чушь.
Однажды, будучи уже профессиональным артистом, я репетировал дома комическую пантомиму. Рыбак ловит рыбу и никак не может её поймать: то рыба сорвётся, то леска запутается, то крючок зацепится за корягу. В конце концов рыбак вынужден лезть в воду спасать свои снасти. У меня эта сценка никак не вытанцовывалась, я пробовал несколько вариантов.
Отец находился в той же комнате и читал газету, точнее, делал вид, что читает, а на самом деле посматривал на меня. И вдруг он рванулся с места с видом человека, которому смертельно надоели все эти тщетные попытки, и, в одно мгновение преобразившись в моего рыбака, показал, как надо входить в холодную воду. Да так точно, что впоследствии мне оставалось только копировать отца.
В этом виде номер и вошёл в мой репертуар.
Огорошив меня в тот момент, он явно получил удовольствие. Но, вообще говоря, не испытывал ни малейшего почтения к артистическому, художественному началу в людях и отнюдь не жалел, что в своё время не пошел в артисты. Артисты, полагал он, в большинстве своём бродяги, перекати-поле. Они несерьёзны, непригодны для жизни и потому, за редким исключением, безденежны и лишены устойчивого положения в обществе. Быть врачом, адвокатом, в конце концов лесным бракёром - это дело, а быть артистом - не дело…
Райкин А.И., О себе. О нём, М., ПРОЗАиК, 2011 г., с. 20-21.