Открытия в области музыки…
Внешние обстоятельства против ТЛВнешние воздействия – как правило, неблагоприятные – на творческую личность
Публицистические произведения о проблемах и вопросах творчества
X
«Едва ли, друг мой, существует в действительности явление более гротескное, чем путешествующий музыкант! Я не знаю более жалкой фигуры, находящейся в столь неловком положении, как он, кочующий из страны в страну, из города в город, из местечка в местечко: движущееся чудо среди неподвижных чудес природы! Однодневная знаменитость в тени великих, переживающих столетия имен! Бесполезный паладин, ненужный трубадур, добавляющий звуки своей гитары к раздирающим мир социальной дисгармонии, хаосу и беспорядку!
Путешествующий живописец никогда не бывает окружён столь оскорбительными контрастами. Он живёт одиноко и независимо. Виды природы, которую он любит и которой восхищается, одновременно и предмет его культа, и конечная цель его искусства. Ему ничего не нужно от людей, он может без оглядки предаваться вдохновенному созерцанию и погружаться и растворяться в чувстве бесконечной красоты. Ведь чем более он её постигает, чем более проникает в неё, чем более её разгадывает, тем плодотворнее, свободнее, пластичней будет его искусство. Когда скульптор путешествует по Греции и Италии, этим странам, где человек получил от руки бога всё своё совершенство и в грезах искусства всё своё великолепие, - то его глаз схватывает линии, его дух постигает их связь, но лишь в тени своей мастерской создаёт он то, что внушает ему его гений или талант. Ни живописец, ни скульптор не связаны в полёте своей фантазии, ни тот, ни другой не встречают препятствий к гармоничному развитию своих способностей. Ни одному из них не суждено попадать в неприятные и оскорбительные положения, возникающие в результате ежедневного и непосредственного общения с публикой.
В противоположность им, музыканту - я подразумеваю исполнителя - будь то пианист, арфист, скрипач, кларнетист, аккордеонист, шарманщик - нечего делать ни с внешней природой, ни с изобразительным искусством. Созерцание и грёзы - для него лишь потеря времени.
Приезжает ли он в Венецию, в Рим или во Флоренцию - ему едва удаётся украдкой бросить взгляд на герцогский дворец, на Колизей или на Аполлона. Он должен торопиться выступать публично.
Ему нужно спешить показать себя как виртуоза, он должен организовать концерт. Дабы поставить на ноги подобную инструментальную и вокальную амфибию - пёстрое чудовище с красными глазами, зелёным хвостом и синими ноздрями, пугало, наводящее на всех музыкантов страх,- он нуждается в помощи целого ряда лиц, каждое из которых держит в руке одну из нитей, приводящих в движение эту бесформенную машину.
Прежде всего, он должен испросить аудиенцию у его светлости импрессарио; импрессарио первым делом откажет ему в участии всех певцов своего театра и лишь после долгих просьб закончит тем, что сдаст ему фойе за цену, раз в пять или шесть превышающую ту, которую он по совести имел бы право требовать. Затем он должен быть допущен к господину комиссару полиции, чтобы получить разрешение показать свои небольшие таланты; он должен вести переговоры с расклейщиком афиш, дабы афиши были наклеены так, чтобы они бросались в глаза; затем ему надо достать какую-нибудь слоняющуюся без дела певицу, всегда уродливую, как смертный грех, и всегда имеющую вид непризнанной Малибран, - и в довершение ко всему ещё обеспечить её «свободным» баритоном, по возможности обладающим «двойным голосом», т. е. могущим, смотря по надобности, исполнять как басовые, так и теноровые партии.
Если же, к несчастью для устроителя концерта, оказывается надобность в ансамбле или даже в оркестровом сопровождении, тогда его хлопотам и мучениям нет конца. С утра и до вечера карабкается он по лестницам, меряет своими ногами неизмеримые высоты. Репетиции, всегда необходимые, но и всегда невозможные, заставляют его окончательно потерять голову.
Наконец появляется официальный советчик, сведущий в этих делах друг, осыпающий его благоразумными рассуждениями о неблагоприятном времени года, - ведь всегда для устройства концерта либо слишком жарко, либо слишком холодно, слишком сухо или слишком мокро, - о выбранных им произведениях, которые, конечно, очень респектабельны, но едва ли во вкусе местных жителей. «Друг» горько жалуется на антимузыкальность города. Он напоминает о Паганини, который, будучи здесь проездом, смог заинтересовать собой лишь небольшой избранный кружок, о концерте мадемуазель Б., не покрывшем даже расходов, и единым духом рассказывает ещё сотню печальных историй, приспособленных к тому, чтобы наполнить ужасом и унынием сердце бедного артиста.
Наконец возникает вопрос о цене билетов! Если устанавливать её, полагает он, в соответствии с достоинствами концертанта, - никакая цена не будет слишком высокой; но надо всё же считаться с обстоятельствами: буржуа бережливы, дворяне скупы, а кроме того, кошельки уже истощены сборами на пострадавших от пожаров и наводнений.
С каждым новым «принимая во внимание» артист скидывает по франку: к концу он готов дать концерт даже себе в убыток. Сочувственные слова друга растапливают все его надежды, как теплый апрельский воздух снег.
Затем ему предлагают на рассмотрение список всех тех, кто, согласно местной традиции, с незапамятных времен имеет право на получение билетов бесплатно. Число их столь велико, что одни лишь они наполняют половину зала. Правда, это, конечно, немного неприятно; но тем самым успех становится более верным: ведь бесплатный билет разжигает пламя энтузиазма - факт, признанный во всех цивилизованных странах мира.
Может быть, Вы полагаете, что этим заканчиваются мучения бедного артиста? Никоим образом! Вы забываете неприятности с лицами, отдающими напрокат люстру и нумерованные кресла, переговоры со смотрителем больниц и т. д.
И подобные смехотворные и утомительные хлопоты повторяются повсюду, где хотят упрочить свою известность, где теснит нужда в деньгах. Насколько противоположны натуре артиста эти мелочные дела, продиктованные неумолимой необходимостью! Как мучают его эти бесконечные препятствия, как истощают они его силы! Как увлекают его эти пошлые вещи вниз, в тёмные области социальной жизни, тогда как его душа мощно стремится в высшие сферы искусства и мысли! Быть может, однажды, когда я буду настолько стар, чтобы любить даже горести и разочарования моей юности, и действительно буду прочно стоять по отношению к жизни на философской точке зрения, - быть может, тогда я напишу для моих восьмидесятилетних друзей правдивую историю, воспоминания со следующим, примерно, заглавием: «О больших муках, неизбежных для маленьких знаменитостей», или, ещё лучше: «Жизнь музыканта - Долгий диссонанс без последующего разрешения».
А пока что я иду своим путём, принимаю страдания в качестве необходимого дорожного багажа и странствую достаточно равнодушно между идеальным и реальным, не давая первому подкупить себя, а второму – сломить».
Ференц Лист, Письмо к Ламберу Массару / Избранные статьи, М., «Государственное музыкальное издательство», 1959 г., с. 117-118.
